- Если кто-нибудь из магов откроет мне заклинание, которое поможет вам поверить своим глазам, то я щедро вознагражу его за это, - отозвался Гиялорис.
- Да, - сказал Престимион, - думаю, что вы нашли верное решение: использовать колдовство, чтобы заставить меня в него поверить. Возможно, это единственный способ, которым это можно сделать. - И все трое рассмеялись. Но смеялись они по-разному. Свор и Гиялорис всю жизнь верили в магию и смеялись от всей души. Казалось, они были убеждены в том, что Престимион, выйдя из Триггойна, окажется совсем не тем человеком, который сейчас входил в него. Но смех Престимиона был принужденным. Вообще, все эти дни ему приходилось заставлять себя смеяться в ответ на какие-либо соответствующие реплики своих спутников. После трагедии у Мавестойской дамбы в его душе не осталось места для радости.
Внутри облик города оказался куда менее радостным и невинным, чем виделся с дороги. От мощеной площади, раскинувшейся сразу за воротами, хаотически разбегались во все стороны темные средневековые улицы, каждая из которых так извивалась и петляла, что не имела ни единого прямого отрезка длиннее полутора десятков шагов.
По сторонам улиц тянулись, тесно прижавшись друг к другу, узкие старомодные пятиэтажные дома горчичного цвета. Большая часть их имела остроконечные крыши и слепые фасады, лишь изредка прорезанные крошечными окошками. Порой пару каких-нибудь зданий разделял узкий проход, но каждый из этих коридоров казался закрытым. Оттуда, из темноты, до путников доносился шепот, иногда они чувствовали на себе внимательные, пристальные и недружелюбные взгляды и, случалось, замечали две пары зеленых глаз: на этих улицах мелькало очень много су-сухирисов, а также невероятное количество вруунов. Но каждый встречный независимо от того, к какой расе он принадлежал, человеческой или иной, держался так, будто был посвящен в великие тайны вселенной. Здесь живут те, думал Престимион, кто ежедневно общается и беседует с невидимыми духами и нисколько не сомневается в этом, как будто они сами повенчаны с призрачными супругами. Он еще никогда в жизни не чувствовал в себе такого напряжения и беспокойства, какое ощутил с первых шагов по этому городу.
- Вы, похоже, знаете, куда идти, - заметил он Свору. Они шли в затылок друг другу по улицам, которые были слишком узки и полны народа, чтобы по ним можно было идти втроем плечом к плечу. - Мне казалось, что вы бывали здесь только во сне.
- Но это был очень яркий сон, - ответил Свор. - У меня есть некоторое представление о том, чего мы можем ожидать. Смотрите, вот гостиница. Нам следует прежде всего найти себе жилье.
- Здесь? - воскликнул Престимион. Перед ними было темное, грязное, кривобокое здание, которому на вид было никак не меньше пяти тысяч лет. - Да здесь нельзя устроить даже хлев для свиней!
- Мы не в Малдемаре, о Престимион, - шепотом ответил Свор. - Думаю, что это место нам подойдет. К тому же маловероятно, что нам удастся найти поблизости что-то лучшее.
Комнатки в гостинице оказались крошечными, с низкими потолками и маленькими немытыми окнами, почти не пропускавшими света. Там густо пахло какими-то специями и несвежим мясом, как будто предыдущие постояльцы имели обыкновение готовить пищу в своем жилье. Но после ночлегов в Валмамбре у Престимиона не возникло сильного желания смеяться над своим новым пристанищем. Оно вполне могло показаться роскошным по сравнению с ложем из камней, на котором он лежал, полуокоченевший, скрючившись под усыпанным бесстрастными звездами небом пустыни, или даже плетеной гэйрогской хижиной, пронизываемой насквозь леденящим ветром пополам с песком. Здесь было достаточно чисто, в дальнем конце зала находилась вполне приличная уборная, а матрац Престимиона, хотя и лежал прямо на каменном полу и казался жестким и засаленным от долгого употребления, был покрыт чистыми простынями, да и паразитов в нем оказалось совсем немного.
- Я скоро вернусь, - сказал Свор, после того как они устроились.
Он отсутствовал полтора часа и вернулся в обществе иссохшего седовласого человека, облаченного в простые темные одежды. На глаз ему можно было с одинаковым успехом дать и двести и две тысячи лет: он был настолько тощ, что, казалось, его мог унести любой случайный порыв ветра, а его бледная - белее самой белой бумаги - кожа была почти прозрачной. Свор представил его как Гоминика Халвора; он, по словам маленького герцога, некогда обучал его основам магического искусства и приходился, добавил Свор, отцом Хезмону Горсу, главному магу прежнего короналя лорда Конфалюма.