- Это самая безумная чушь, господа мои. Вы что, оба лишились рассудка? Если бы трон мог занять любой из принцев, которому пришло бы в голову, проходя мимо, потребовать его, то новый корональ появлялся бы у нас каждый раз, когда старому понадобилось бы покинуть Замок более чем на день.
Оба друга уставились на него, пораженные язвительной насмешкой в его тоне. Ни один не мог найти достойного ответа.
- Не забывайте также, - добавил Престимион, - что понтифекс Конфалюм так и не осудил вслух захват трона своим сыном и никогда не осудит. "Дело сделано, - вот что понтифекс сказал мне, когда мы последний раз говорили с ним в Лабиринте. - Власть теперь принадлежит Корсибару". Так он сказал и так себя ведет.
- Незаконно, - заметил Септах Мелайн.
- Умоляю вас, подскажите, какую же юридическую претензию я смогу предъявить? Разве меня когда-нибудь публично называли наследником короналя? Корсибар, по крайней мере так считается, имеет благословение понтифекса. И если мне так или иначе удастся завладеть Замком, то в глазах людей узурпатором буду выглядеть именно я, а не Корсибар. Если удастся...
Септах Мелайн и Гиялорис безучастно посмотрели друг на друга и снова промолчали. Но спустя несколько минут Септах Мелайн, чуть заметно пожав плечами, признал мудрость слов Престимиона.
А Свор резко сказал, обращаясь к обоим:
- Выслушайте меня. У нас уже выработан стратегический план, согласно которому, мы должны прибыть в Замок как лояльные подданные короналя лорда Корсибара, притворно преклонить перед ним колени и при этом тайно и тщательно готовить почву для его ниспровержения и возведения на престол принца Престимиона. На это потребуется время; возможно, пройдут годы, прежде чем всем станет ясно, насколько Корсибар непригоден для трона. Но, умоляю вас, давайте следовать этому плану, поскольку ничего лучшего у нас нет, и откажемся впредь от импульсивных разговоров насчет того, чтобы попросту объявить Престимиона королем и ждать, пока народ ляжет перед ним, расслабится и приготовится получать удовольствие.
Апокрун тоже встретил их портретами Корсибара, и Престимион приказал плыть мимо. Но Димитаир Ворт заявила, что теперь уже совершенно необходимо где-то причалить к берегу и приобрести все необходимое, а наилучшее место для этого - город Стэнгард-Фолз. Престимион согласился на это. Когда же "Фурия" встала у пирса, он с удовольствием обратил внимание на то, что их не приветствуют с берега портреты Корсибара.
Город Стэнгард-Фолз был славен двумя невиданными чудесами. Первым из чудес являлся водопад, вернее, целый каскад водопадов, возникший на грандиозном разломе поверхности земли, от которого долина резко понижалась к западу. Тот же самый геологический катаклизм, который породил стангардский ландшафт, выкинул в реку выше города по течению гигантскую, в милю длиной, скалу - цельную гладкую плиту розового гранита, похожую по форме на лежащую на боку краюху хлеба - разделившую русло Глэйдж на два рукава. Один из них, с восточной стороны огромного монолита, представлял собой собственно реку; вода в нем плавно и величественно текла мимо города к югу в своем неудержимом стремлении к отдаленному морю. Второй, западный, рукав был намного уже, и в нем, бурля, несся мощный поток, отходивший под острым углом от главного русла реки. Поток переваливал через край разлома, образовывая каскад из водопадов и порогов, по которому неисчислимые миллионы тонн бурлящей молочно-белой воды стремительно падали с высоты семи тысяч футов в расположенную далеко внизу чашу.
Рев водопадов Стэнгарда, грохот струй, разбивавшихся в мельчайшую водяную пыль о каменное ложе реки, можно было расслышать издалека, на добрую сотню миль вверх и вниз по реке, а уж вблизи от того места, где западный рукав Глэйдж обрывался в бездну, этот шум становился просто невыносимым. Там, где река начинала свой безумный спуск в долину, по обоим берегам были устроены смотровые площадки, откуда любопытные могли наблюдать, как кипящие воды низвергаются все ниже и ниже и скрываются наконец в вековечном тумане, пересеченном бесчисленными большими и малыми радугами. Но при этом зеваки должны были плотно затыкать уши ватой; в противном случае им угрожала вполне реальная опасность оглохнуть.
Но в этот раз ни сам Престимион, ни его спутники не заинтересовались чудесным зрелищем водопадов. Их привлекал иной вид, открывающийся из этих мест: с того рукава реки, в котором они находились, откуда не был виден бурлящий каскад, путешественники впервые увидели на северо-востоке величественный контур Замковой горы.