... Шесть тысяч пятьсот часов провел Антуан де Сент-Экзюпери в самолетах — десять месяцев дневного и ночного полета, жизни в небе. Если вспомнить, насколько небесные скорости превосходят земные, десять месяцев обернутся годами.
Отчего мы стареем? Оттого, что живем среди других стареющих людей. Экзюпери обычно летал один.
Чувство разлуки, тревоги за близких начиналось с момента взлета и не оканчивалось посадкой: ведь всегда впереди новый полет, может быть, без возвращения на землю.
Он не взрослел — если взрослость измерять отдалением от детства — оттого, что, летая, жил в воспоминаниях, в образах прошлого. В небе мысли о друзьях и близких да еще управление самолетом занимали его настолько, что не оставалось времени стареть. Да и о самолете иной раз забывалось, хотя он был одним из лучших летчиков своего времени.
Однажды, когда самолет его набрал высоту, что-то обрушилось на землю и разбилось; товарищи с ужасом подумали: конец, самолет разваливается. Но оказалось, что просто он забыл запереть дверцу и ветер ее оторвал.
Нет, он не был рассеян, но поднимался он в небо особое, неведомое ни одному другому человеку, а там столько требовало его внимания.
Он набирал высоту, как в детстве взбегал на чердак Сен-Мориса, где между стропил проскальзывали и падали вокруг разноцветные звезды. Небо изгибалось Кровлей старого замка или расстилалось лугом, как бы тоже увлеченное воспоминаниями.
— Если бы среди облаков росли цветы, — сказал один из его друзей, — он бы бросил штурвал и сорвал один из них.
— Я родился, чтобы стать садовником, — повторял Экзюпери.
— Сейчас я подарю тебе собор, — говорил он пассажиру.
Смотрел на часы, нажимал на рукоятку, пронизывал самолетом слой облаков — и с улыбкой преподносил другу встающую под крылом готическую башню. Он играл.
— У него для всех на свете находились сокровища, — говорил поэт Леон Поль Фарг.
Счастлив он был, когда оставался в самолете, или его охватывала тоска? Тот, кто читал «Маленького принца», знает, что душа может быть одновременно переполнена и счастьем и бесконечной печалью.
Экзюпери писал: «С каждым из нас случалось так: в рейсе, в двух часах от аэродрома задумаешься и вдруг ощутишь такое одиночество, такую оторванность от всего на свете... и кажется, уже не будет возврата...»
И еще: «Вот тогда мы почувствовали, что заблудились в пространстве, среди сотен планет, и кто знает, как отыскать ту, единственную нашу планету, на которой остались знакомые поля и леса, и любимый дом, и все, кто нам дорог».
... Он пытался осуществить опасные, дальние полеты по неисследованным маршрутам: из Парижа в Сайгон и из Нью-Йорка на Огненную Землю.
Предстояло решить, взять ли с собой громоздкую тогда радиоустановку. Она необходима, но не хватило бы места для друга, механика Прево.
Радио оставалось на земле. Оба раза самолет терпел тяжелые аварии и экипаж чуть не погиб из-за отсутствия радиосвязи. Но если бы в самые отчаянные секунды Сент-Экзюпери спросили: что дороже — друг или жизнь? Что страшнее — одиночество или смерть? Жалеет ли он, что оставил радио? Кажется, он без тени колебаний ответил бы: друг дороже жизни, одиночество хуже смерти, и еще: «Я ни о чем не жалею».
«Друг нужен был ему, как горная вершина, где легко дышится», — писала его сестра Симона.
И механик Прево тоже сказал бы: «Я ни о чем не жалею».
... Очень скоро после гибели Экзюпери в борьбе с тем же врагом погиб в Веркоре Жан Прево — в армии Сопротивления его звали капитан Годервилль. Представляется, что и в последний перелет они отправились вместе.
Как-то, задолго до войны, он увидел — к отцу и матери, измученным, потерявшим надежду пожилым эмигрантам, прижимается ребенок, их сын. Он написал тогда: «Я смотрел на гладкий лоб, на пухлые нежные губы и думал: вот лицо музыканта, вот маленький Моцарт, он весь — обещание. Он совсем как маленький принц из какой-нибудь сказки... Но люди растут без садовника... Моцарт обречен».
Это мгновенное впечатление безысходности странно соединилось с собственными его первыми воспоминаниями и всеми мыслями о детях и детстве, никогда его не оставлявшими.
«Можно ли, можно ли избавить от гибели Маленького принца?» — с болью думал он, рисуя последнюю картинку сказки: одинокая звезда и пустыня под ней.
«Всмотритесь внимательней, чтобы непременно узнать это место, если когда-нибудь вы попадете в Африку, в пустыню, — говорит он в сказке. — Если вам случится проезжать тут, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой. И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы уж, конечно, догадаетесь, кто он такой. Тогда — очень прошу вас! — не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся».
— Можно ли спасти короля Матиуша? — с такой же разрывающей сердце печалью спросит себя Януш Корчак, дописывая сказку.
Один из героев Сент-Экзюпери, глядя на огни летящего среди ночного неба самолета, подумал: «Я заблудился среди созвездий. Я единственный житель звезд».