Французский генерал Шассен заступается за него перед американским генералом Икерсом, и тот нехотя дает разрешение на пять боевых вылетов.
— Пять, ни одного больше. И то слишком!
Потом генерал Шассен с горечью скажет:
— Я сам помог ему помчаться навстречу смерти.
В один из полетов над озером Аннеси у Экзюпери испортился ингалятор — прибор, который снабжает пилота кислородом. Задыхаясь, он пикировал и потерял сознание. Когда он пришел в себя, стрелка показывала высоту четыре тысячи метров. Он выровнял курс самолета, утер кровь, сочившуюся из носа, и с трудом восстановил дыхание.
В небе показался немецкий истребитель.
В рапорте Экзюпери писал: «Я не мог терять времени и смотреть на бошей, с меня довольно было хлопот с моим самолетом».
Судьба дарила еще один день жизни, и еще, и еще — как когда-то дарил ему жизнь влажный ветер, чудом залетевший в Ливийскую пустыню.
В перерыве между полетами Экзюпери писал: «Если меня собьют, я ни о чем не буду сожалеть. Будущее термитное гнездо наводит на меня ужас, и я ненавижу их (фашистов) доблесть роботов».
Это как бы его предсмертное слово.
Погиб его друг Ошеде: отказал мотор, и самолет врезался в землю. У Сент-Экзюпери снова произошла авария. Над Альпами забарахлил мотор.
«Находясь в зависимости от доброй воли немецких истребителей, — как он потом запишет, — я со скоростью черепахи летел к долине По».
За ним погнался «мессершмитт», но сбился со следа. Может быть, немецкого истребителя ослепило солнце? В тот день оно горело особенно ярко.
Уже был перейден предел, назначенный Икерсом, — «пять боевых вылетов; ни одного больше!» — а майор Сент-Экзюпери добивался разрешения на новые и новые полеты.
— Восемь вылетов, — говорил ему генерал Шассен. — Надо остановиться. За три месяца вы сделали столько же, сколько ваши молодые товарищи за годы.
В тот день, 31 июля 1944 года, командир авиаэскадрильи Гавуалль, провожая Сент-Экзюпери, был спокойнее, чем обычно: от высшего командования получено разрешение, как только летчик вернется, сообщить ему дату высадки союзников во Франции; знающий военную тайну такого значения ни при каких обстоятельствах не допускается к полетам.
Экзюпери, который и не подозревал о «заговоре», был молчалив и задумчив. Несколько секунд он неловко, как медведь в берлоге, ворочался в тесной кабинке и в восемь тридцать поднялся в воздух.
Он снова летел в сторону Аннеси. У него было горючего на шесть часов, а вернуться предстояло через четыре с половиной.
В двенадцать пятьдесят Гавуалль и свободные от полетов летчики пришли на аэродром, чтобы встретить Экзюпери.
Текли минута за минутой, а самолет не показывался. Вначале пробовали шутками скрыть волнение: «Он заснул за штурвалом. Он дочитывает детектив».
Постепенно установилась тишина. Казалось, слышно, как невидимые часы отсчитывают секунды, обрушивающиеся все быстрее и быстрее, словно камни при горном обвале.
В четырнадцать тридцать надежды не стало.
— Вы выполните задание, порученное майору де Сент-Экзюпери, — сказал Гавуалль одному из летчиков.
Небо было пусто.
Кто-то окольными тайными путями вез во Францию последнее письмо Экзюпери.
«Дорогая мамочка, я так хотел бы, чтобы вы не беспокоились обо мне и чтобы к вам дошло это письмо. Чувствую себя очень хорошо. Я горюю, что так долго вас всех не видел. Я беспокоюсь за вас, моя дорогая старушка мама. Какое все же несчастное время! Когда, наконец, станет возможным сказать тем, кого любишь, что ты их любишь!»
И приписка, как прощанье и просьба о благословенье:
«Мамочка, поцелуйте меня, как я вас целую, от всей души.
Антуан»
Как бы хотелось иметь право закончить главу обращением, завершающим сказку о Маленьком принце:
— Если вы встретите его, не забудьте утешить всех нас, кто его любит, скорее напишите, что он вернулся.
Глава пятнадцатая. Тайны сказки.
Волшебники приходят к людям
Волшебники, феи, сказочные принцы и принцессы, короли и рыцари возвращались из тридевятого царства в страны, которые обозначены на школьной географической карте; возвращались к людям — ведь родились они среди людей.
Началось Второе Великое Переселение Сказки — самое важное событие ее истории. Оно не окончилось и посейчас.
Что его вызвало? Почему оно нарастает с каждым годом и даже с каждым днем, как весна от первого подснежника, от прилета первой ласточки.
Иные считают, что первая ласточка не делает весны. Она-то именно и творит весну; остальные только завершают то, что ею начато и что после ее появления не остановить никаким силам.
Второе Переселение Сказки...
Сто лет назад Эрнст Теодор Гофман предостерег:
— Близится то несчастное время, когда язык природы не будет больше понятен людям.
Вдумайтесь в эти горькие слова! Каменные города все дальше распространяли свои владения. Туда не проникал запах цветов, ветер обессилевал в теснинах улиц. Там дети росли, не постигая языка природы; а ведь языки природы и сказки — неотделимы, недаром король Матиуш избрал для флага детского государства зеленый цвет лесов.