Волшебное пение птицы

Получается, в компании своих рослых жены и дочки он немного хиловат получился, словно не хватило подкормки растению. Или неплодородная почва попалась. Или сорняк заглушил. А может, в земле кто завёлся — корни грыз. Не кустилась крона, искривлялся ствол!

Если дальше так дело пойдёт…

Алексей Иванович сокрушённо провёл ладонью по жидкой макушке. Затеряться немудрено среди родственников! Хорошо, борода спасает.

Неделю назад это сравнение ввергло бы Алексея Ивановича в депрессию. Но не сегодня, не сейчас. На душе птицы пели, и даже гладкая лысина настраивала на философский лад. Все течёт, все изменяется — пантарей.

Дочка невозмутимо хлеб маслила, колбасой закусывала.

— Эля, ты бы масла поменьше. Холестерин — вредно, — посоветовал робко.

Девочка с удивлением на отца посмотрела — тоже заметила.

Вообще–то дочь звали Олей. Но жене всегда хотелось дочку как–нибудь выделить. Отделить от остальной массы одинаково сопливых детей. Что такое О-ля? Какое–то восклицание! А если заменить О на Э — совсем другая картина! Уже не вопль какой–то, а утверждение!

— Э-ля! — кричала она с балкона, когда дочка с подружками во дворе гуляла. — Домой!

Одну букву переставила, а сколько внимания!

И хотя поначалу сам Алексей Иванович протестовал, продолжал упорно называть дочку Олей, и он со временем смирился, привык. Так и прижилось, приклеилось к девочке странное имя Эля. Эля Смирнова.

— Пусть кушает, — вмешалась супруга. — Растёт организм–то. Эля — ещё ребёнок.

— Эля ещё не выросла? — испугался Алексей Иванович.

— До двадцати пяти организм растёт, ещё лет десять тело кормить надо. Клетки формируются, системы: кровеносная, дыхательная.

Жена по образованию была биолог.

Ребёнок вновь нацелился на бутерброд.

— В школе такие нагрузки! С ума там совсем посходили! Так детей мучают!

Жена пододвинула к дочке тарелку:

— Нету на них управы!

Оттого, что вот уже неделю Алексей Иванович жил в предвосхищении сладостных перемен, он, всегда робкий и застенчивый с домашними, решил внести в скучный семейный завтрак элемент дискуссии.

— А вот и не согласен! — воскликнул. И удивился: голос молодой, звонкий. Как крепкая пружина, упругий.

Ох, неслучайно! Что–то ждёт впереди!

— Не согласен! — повторил, прислушиваясь к самому себе. — Нужно нагружать голову! Если голову оставить незаполненной… — Алексей Иванович задумался. — Туда посторонние мысли проникнут, ненужные желания. Программа слетит.

В институте Алексей Иванович изучал компьютерные технологии.

— Это как вирус…

Дочка перестала жевать. Взглянула на отца с любопытством.

— Детство — благодатный период развивать ум, душу. Сензитивный период… То есть самый чувствительный, — пояснил Эле. — Пропустишь — не догонишь.

Повисла пауза. И жена перестала чашки переставлять.

— Ещё Лев Толстой–старик сказал, что от пятилетнего ребёнка до него, глубокого старца, только шаг. А от новорожденного — страшное расстояние: всему в детстве научиться приходится.

По завороженному взгляду жены и дочки Алексей Иванович почувствовал, что не только умён, но чрезвычайно красноречив.

— Вот они всему и обучаются: и ОБЖ — основы безопасности жизнедеятельности, и МХК — мировая художественная культура, и биология, и матан — математический анализ. В восьмом классе — матан! Какая голова нагрузку выдержит? Только самая бестолковая, которой все равно, что ОБЖ, что МХК. Программу им не Лев Толстой составлял!

Вот всегда жена так! Поддержала бы, согласилась, а она все в противовес, наперекор, расстроился Алексей Иванович.

Впрочем, огорчился ненадолго — сердце–то ликовало, всех оправдывало. И на жену посмотрел с сочувствием: бедная, умаялась без дела–то. Быт съел. А когда–то в пробирках растворы мешала, клеточную колонию выращивала.

— Не хочу больше. Не могу, — взмолилась Эля.

Откинулась на стуле. Задышала, как рыба на берегу.

— Смотри, проголодаешься. До обеда столько ждать! Чем вас в школьной столовой накормят? — жена покачала головой, тревожно взглянула. — Мозгу питание требуется. Как голодной задачки решать? Может, чайку? — предложила.

Дочка устало головой мотнула — отказалась.

— Из–за стола нужно вставать с лёгким чувством голода, — посоветовал Алексей Иванович и вновь с сочувствием посмотрел. На Элю.

— Я и встаю с лёгким чувством… — дочка отодвинула стул. — Недомогания…

Они засмеялись. Надо же, какая! С юмором! Вся в него! И жена улыбнулась.

На работу Алексей Иванович стал ходить, как на праздник. А вдруг по дороге на работу это — счастливое — произойдёт?

К людям стал ближе, добродушнее, мягче: то в коридор выглянет, то в курилку зайдёт. Чем сотрудники дышат, чем живут — все ему интересно. Хотелось быть лучше, чем есть.

Зашел как–то в отдел к финансистам. Хозяйским взглядом — неравнодушно — осмотрел кабинет. Шуршат компьютеры… Телефоны тренькают… Принтер пыхтит… За стопками папок, колонками цифр пытался человеческую натуру распознать, выделить.