Волшебное стекло

Разлюбил Иван-царевич Несмеяну.
Вот и стало ей, сердечной, не до смеха.
Разлюбил Иван-царевич Несмеяну,
На коня – в страны дальние уехал.

А она бродила тихо по палатам,

Невесёлые бродили с нею мысли,
И поблекло её кос литое злато,
Рукава её расшитые повисли.

Старый царь ударил посохом сердито:

– Эй, зовите-ка шутов и скоморохов!
Что-то дочь моя печальна – поглядите!
Рассмешите! А не то вам будет плохо!

Ах, родители – цари ли, не цари ли,

Одинаковой они болеют болью:
Что полцарства, даже царство подарили б,
Только б дочь была счастливой и весёлой!

Только грустные глаза у Несмеяны,

Бродит молча, без улыбки и без жалоб,
От шутов, таких весёлых да румяных,
На край света бы, наверно, убежала!

Понаехали! Полцарства – разве плохо,

Не пахать, не сеять, этакое диво!
…Царь, послушай – от шутов и скоморохов
Не бывать ей ни весёлой, ни счастливой.

«У деревьев медленные думы…»

У деревьев медленные думы,
Далеки они от суеты,
Никогда деревья не угрюмы,
Если не угрюм под ними ты.

Хрустнет под ногой сухой валежник,

Я щекою прикоснусь к сосне,
Знаю я – шершавой этой нежности
В городе не встретить мне…

И не гость я в городе, не зритель,

Но скажу тебе, сосна, как другу:
Город – он огромный ускоритель,
Где частицы носятся по кругу.

И секунды нет – остановиться,

Приглядеться к дереву, к цветку…
Сосны, я такая же частица,
Только я – частица в отпуску.

«Мы все давно повырастали…»

Мы все давно повырастали,
Своих отцов мы старше стали,
Погибших на войне.
И может, годы виноваты,
Что та, давнишняя утрата,
Чем дальше, тем больней.

Забвенья нет, прощенья нету,

Пусть сотни лет пройдут по свету,
Дорогами пыля,
Но плач сирот и вдов о павших,
О павших, без вести пропавших –
Как сносишь ты, земля!

Вслед за девчонкой-почтальоном

Врывался плач над похоронной,
Шло горе по пятам,
И шла война, считая вёрсты…
Светланка, мы с тобою сёстры –
Отец мой тоже там.

Баллада о кактусе