Безуспешно крутя кольцо на затекшем от него пальце, я незаметно приблизилась к реке и вышла за ограду.
Ноги вдруг стали будто чугунные, и мне неожиданно не захотелось идти за булочками, хотя магазин был совсем рядом.
Внезапно я ощутила какой-то сумбур в мыслях и попыталась их проанализировать. Мне хотелось подойти к магазину кукол, но в то же время мне было незачем туда идти. Это было ощущение не моего собственного желания, а какой-то неясной чужой потребности. А самой мне хотелось в кондитерскую, однако тяжеленные ноги поднимались все медленнее, как будто выложенная фигурным камнем мостовая засасывала их в себя. Пройдя таким манером шагов десять, я, наконец, рухнула на скамейку рядом с читавшим газету мужчиной.
Несколько минут я сидела молча, как в забытьи, потом вдруг сообразила, что мне уже давно пора быть с булочками дома и заниматься делами.
— Вы не знаете, сколько времени? — произнесла я наугад по-французски, пытаясь сфокусировать взгляд на соседе.
— Да время-то почти обеденное, — охотно откликнулся тот на моем родном языке. От его голоса мурашки побежали у меня по спине.
— В двенадцать часов месье устраивает обед по случаю возвращения с гастролей, а вы, Мари, так загостились, что и домой не спешите… Вот уже битый час карета ждет вас возле магазина кукол!
Я медленно повернула голову. На меня чуть ли не радостно взирал Ксавье.
— Ты думала, что сумеешь убежать, дурочка?.. Так знай же — хозяин просто проверял тебя. Если бы ты изменила ему, то уже сегодня оказалась бы в «Сосновом раю», а оттуда…
— А, вот вы где! — перебил Ксавье подбежавший Аурунтам с чемоданчиком. Он так запыхался, словно пробежал десять километров. Я с ненавистью взглянула на него.
— Колечко, Мари… — слащаво улыбнулся он. — Колечко не простое, а наблюдательное! Ну, это на будущее!
Ксавье посмотрел на него притворно строго.
— Вот этого не стоило говорить, балбес! — пожурил он.
— Ну, наша госпожа ведь не дура! — возразил импресарио. — Она уже и сама все поняла. Мы подождем у подъезда, мадам Валлин. Соберите вещи и скорее возвращайтесь.
Вместо ответа я молча встала и пошла к дому Грега Андерсона. При этом ноги мои стали легкими и быстрыми и несли меня сами, как на колесиках.
ГЛАВА 22
Чем дальше отъезжала карета, запряженная парой лошадей, тем сильнее горечь обволакивала сердце. Сколько уловок было применено, что бы подкупить доктора и обмануть слуг, сколько страху я натерпелась, убегая от Клауса и Гриента, как устала и промокла, пока меня не подобрал и не обогрел подаренный судьбой человек по имени Грег — и сколько надежд рассыпалось в прах!..
Ненавижу, ненавижу их всех!..
Ксавье и Аурунтам тем временем весело переговаривались меж собой на непонятном языке и ржали мне в оба уха.
Наконец, карета подъехала к знакомой узорчатой ограде, за которой стоял в глубине величественный готический замок Валлина. Еще издали было понятно, что в замке царит безудержное веселье — отвсюду слышалась громкая музыка, а в окнах метались быстрые цветные тени.
— Прошу, мадам! — чопорно произнес Ксавье, спрыгивая и подавая мне руку.
Сдерживая внутреннюю дрожь, я подала ему в ответ свою, и мы направились к замку.
С каждым шагом на сердце все сильнее наваливалась тоска. Перед глазами вдруг встал образ Грега Андерсона. Он укоризненно посмотрел на меня своими голубыми глазами и произнес с легким акцентом:
— Зачем же ты ушла?.. Я не мог приказать тебе, но я просил… Ты должна была понять… Они не нашли бы тебя в моем доме. Я обладаю силой…
… — Плащ, мадам!
— Что?.. — я очнулась и поняла, что передо мной стоит Таналь, прямая и неподвижная, как манекен. На ее равнодушном лице не было ни единого проблеска эмоций.
Молча я подала ей плащ и собиралась уже шмыгнуть наверх, в свою комнату, чтобы скрыться от этих оглушающих звуков, от этого рева, хохота и топота, внезапно обрушившихся на меня.
Но едва я сделала шаг к лестнице, как огромные двери, ведущие в зал для приемов, распахнулись, и на пороге показался мой муж. Лицо его было перекошено злобой.
— Полюбуйтесь, господа! — воскликнул он и, схватив меня за руку, резко вытащил прямо в центр зала и выставил перед гостями, как провинившегося ребенка. Все звуки вдруг, словно по мановению волшебной палочки, одновременно стихли, и я предстала перед собравшимися в гробовой тишине.
— Где ты провела пять ночей, дрянь?! — заревел Валлин, как раненый зверь.
Я молчала, краем глаза выхватывая из толпы свидетелей своего позора — тупоголовых Дантона и Якова, замерших с кусками мяса у рта, невозмутимо жующего концертмейстера Поля Вергелена, остолбеневшую за арфой Лидию и Календи, стоящую у рояля с бледным лицом.
Месье Рене выхватил из моих рук сумку с вещами и изо всех сил швырнул ее об пол.
— Ах!.. — вскрикнул оркестр так слаженно, словно это было хорошо отрепетировано.