— Эти лебеди — не лебеди вовсе, а несчастные жены безумного старика, — продолжала говорить Календи. — Но несколько раз в год они принимают свой истинный облик. На четвертом этаже замка есть библиотека. Дождись, когда ночь с субботы на воскресенье придется на сырую и ветреную погоду. В эту ночь зал библиотеки заполнится водой, и они поплывут по ней. Ты должна плыть за ними. Выйдя на берег, они превратятся в женщин. Тебе нужно будет поменяться одеждой с одной из них, оставить ту, с кем поменяешься, за дверью и выйти на улицу вместо нее. Потом — запоминай все крепко-накрепко! — отыщи конюшню, а в ней коня по имени Дивный. Выдерни у него из гривы несколько волосков. Они не простые, а волшебные! Стоит обвязать этим волоском волосы, как ты станешь невидимой. Но помни, что одним и тем же волоском можно воспользоваться только раз. Надеюсь, это когда-нибудь пригодится тебе… Потом снова переоденься и немедленно возвращайся в свою комнату. И сразу же забудь про пруд и про все, что видела. Ни в коем случае не делай больше ничего, как бы тебя ни разжигало любопытство! Оно никогда не доводило до добра! Если ты еще раз провинишься перед Рене, он отправит тебя в санаторий «Сосновый рай», а оттуда ты вернешься лишь в образе бессловесного лебедя…
От услышанного у меня захватило дух.
— А где находится этот «Сосновый рай»? — спросила я пересохшими губами.
Календи покачала головой.
— Это никому не известно… Рене лишь раз обмолвился, что непослушных жен хорошо лечат в одном укромном местечке Германии. Точное место знает только Гриент. Но он и под страхом смерти не выдаст его. Лучше бы тебе не попадать туда, Мари… Это самое ужасное и непоправимое, что может случиться с тобой.
Я, как зачарованная, слушала страшные откровения флейтистки-клептоманки.
«…Время от времени я лечу ее в санатории в одном уютном местечке Германии…» — вспомнилось вдруг, как рассказывал Рене о своей несуществующей сестре Агнессе.
— Мне пора, — сказала Календи. — Надеюсь, ты будешь умницей.
Не успела я произнести ни слова, как молодая женщина повернулась и растворилась в гуще деревьев.
Так вот оно что!.. Когда ночь с субботы на воскресенье придется на сырую и ветреную погоду!.. Вот почему мне не удавалось обнаружить этого бассейна, впрочем, Календи назвала его прудом.
Я вспомнила его вязкую воду…
Новые надежды начали оживать в душе. Улыбаясь сама себе, я представила, как становлюсь невидимкой и бесшумно выхожу в раскрытые ворота… и вдруг запела. Маленькие хрустальные колокольчики зазвенели в холодном воздухе.
— Ты простудишься, дорогая, — ласково произнес за спиной знакомый голос.
Песня оборвалась на полуслове. Я обернулась.
— Гости уже разошлись, — произнес Рене печально, — а ведь они так хотели услышать твой великолепный голос… Не замечаешь ли ты, что он звучит уже не так, как у старухи? Что он стал таким же сладким и нежным, как раньше?..
Я застыла. Неужели он знает?.. Но тогда на моей руке еще не было обручального кольца…
— Это иллюзия, милая. Просто ты привыкаешь к своему новому облику. Даже мне показалось, что он настоящий… Что он божественен по своей природе, а не по воле моего колдовства… Но ведь этого не может быть, Мари. Этого просто не может быть. И перестань сновать глазами туда-сюда. Иначе я могу подумать, что однажды осенним вечером ты попыталась ограбить Аурунтама и обмануть меня…
Под ногами качнулась земля. Лебеди позади возбужденно захлопали крыльями.
Он шутит или все знает и просто издевается надо мной?..
Карие глаза супруга-дьявола заискрились у моего лица.
— Впрочем, ты вернулась, и у меня сегодня праздник. В честь этого праздника я могу сделать вид, что ничего не замечаю…
Я, наконец, поняла, в чем дело. От Рене несло спиртным. Он был пьян, как извозчик!
— А коль уж у нас праздник, ты должна выпить со мной!
Я захлопала глазами, увидев, как в его руке появляется бутылка с какой-то жидкостью почти на дне.
Он схватил меня за руку и прорычал:
— Пей!
Я взяла бутылку и хлебнула из нее. Какой приятный освежающий вкус, а ведь вид — как у болотной жижи!..
Рене вырвал напиток у меня из рук.
— А теперь скажи, что любишь меня!
Полная отвращения и ужаса, я стала вырываться, но рука намертво завязла в железных клещах. Тогда я закричала:
— Но я не могу этого сказать, Рене. Не в моих силах полюбить тебя!
Он сжал мою руку еще сильнее и заревел еще свирепее:
— Но сказать-то ты можешь?! Раз уж ты вернула себе голос, так произнеси им то, что меня порадует!
Но мой голос от страха забился куда-то вниз живота, и я не могла вымолвить ни слова.
Рене вдруг отпустил мою руку и рухнул передо мной на колени.