Когда Канкредин встал, я начала читать его одеяние — сперва медленно, как бы от нечего делать. Когда я отступила на шаг, то увидела у него на левом плече: «Я, Канкредин, величайший из волшебников, сотворил эти заклинания, чтобы завоевать и разрушить эту землю». Эта надпись находилась как раз на уровне моих глаз. Я стала читать дальше. «Сперва я тщательно все изучил, — прочла я, — дабы выяснить, в чем заключена душа и сущность этой земли, ибо только так можно на на самом деле завоевать землю. И вскоре я пришел к выводу, что душа этой земли заключена в некой могучей реке, которая, вместе со своими притоками, поит всю эту землю. Эта река, — да-да, он так и писал „река“ с маленькой буквы и использовал вовсе не тот узор, который показал мне Танамил! — эта река лежит в своем источнике, свернувшись, словно змея или дракон. Но я поймал его в эту сеть слов, между сном и бодрствованием, и быстро связал. Но его сила еще не…»
Тут Канкредин сел на место, и следующие строчки исчезли в складках, угодивших между животом и ногами. Так что я перешла к надписи на левом бедре.
А тем временем, как утверждает Утенок, Канкредин осыпал Хэрна оскорблениями, за то, что тот посмел спросить, что волшебник делает с Рекой.
— Я тружусь над этой Рекой днем и ночью, я гоню ее воды, чтобы утопить местных и расчистить эту землю для нас, а у тебя хватает наглости заявляться сюда и спрашивать что я, по моему мнению, делаю!
Утенок, увидев, как тяжело дышит Хэрн, сказал, что все думают, что Река сердится.
— Сердится? Конечно, он сердится! — прогрохотал Канкредин. — Он сражается со мной, дерется зубами и когтями. Но я побеждаю. Я держу его мертвой хваткой, и ему не уйти!
Утенок говорит, что Канкредин то и дело взревывал. Утенок слушал его с презрением, потому что был уверен, что на самом деле Канкредин ничегошеньки не знает про Реку. Вот и у меня было точно такое же ощущение, когда я читала его одеяние, хотя Утенку Канкредин сказал одно, а на одеянии было написано другое.
— «…на моих условиях, — было написано там, откуда я принялась читать заново. — Так я укротил его и вытянул из него жизненную силу этой земли. Но он схитрил и спрятал свою силу в душах некоторых своих людей. Когда я узнал об этом, то послал своих волшебников в сражение, дабы разыскать эти души».
Плетение было крупное и неаккуратное. Следующая часть обнаружилась на правом плече Канкредина. «Тогда я отдал реке первое свое повеление — чтобы он передал мне эти души. А он не желал этого делать. Мы боролись, и он загнил от чрезмерных усилий, и стал разносить болезнь, которой я его проклял…» На этом месте Канкредин поддернул одеяние, и оно улеглось складками поверх правого бедра. Я всматривалась долго и старательно, но смогла разобрать лишь разрозненные отрывки, очутившиеся на верхних частях складок. «…отказал земле в его водах…» «…спрятал свои души от меня…» «…обратился к большей силе…» «…и тогда я воззвал к абсолютной силе…»
— Как по-вашему, зачем я установил эту душесеть? — проревел Канкредин (так сказал мне Утенок).
— Полагаю, затем, чтобы улавливать души местных, — сказал Утенок. — Кстати, а вам известно, что довольно много душ проходят через нее?
Тут Канкредин и вправду разозлился, хотя и постарался этого не показывать.
— А, так значит, вы это заметили, — презрительно произнес он. — Но многие люди, способные видеть души, все-таки не являются волшебниками. Так вы советуете мне использовать сеть с более мелкими ячейками? А?
— Если вы это сделаете, то будете улавливать больше, — сказал Утенок. — А что вы с ними делаете?
— Не ваше дело! — отрезал Канкредин. — Эта сеть — чары, наложенные на Реку, а не ловушка для душ в прямом смысле слова.
— Понятно, — сказал Утенок. Хотя на самом деле ничего ему не было понятно — он сам мне сказал. Но я совершенно уверена, что при этом он был очень доволен собою. Я помню, что еще тогда, рассматривая одеяние Канкредина, я мимоходом подумала, что нечасто видела, чтобы Утенок казался настолько уверенным в себе.
Потом я добралась до бедра Канкредина и прочитала: «…и благодаря этому мы взяли одного человека с такой душой. Я уверен, что мы случайно перехитрили реку, поскольку те, кто схватил его, были уверены, что он — человек кланов, как и они сами». Я поняла, что тут говорится о Гулле, и жутко разозлилась. «Река не отдал мне душу этого парня, хотя мы боролись за нее три дня. Но я хитер. Я изучил парня и мысленно развернул его душу. Я обнаружил, что его душа — нечто большее, чем река. Это часть древней жизни, существовавшей до реки».
За этим отрывком последовал подол; он свисал над толстой ногой Канкредина, а из-под подола выглядывала грязная сандалия. Остальная часть истории находилась на спине. Я чуть не закричала.