Волшебные сказки

Пришлось побожиться старухе, что впредь хрюковкой баловать не будет, ни единой души человеческой более не погубит. А коли нарушит свое обещание, то пусть, мол, Саверий собственноручно ее убьет, а уж на том свете черти о ней позаботятся, огня да кипящего масла не пожалеют.

- А как людям облик человеческий вернуть? - настаивает Саверий. Сказывай! Иначе не выпущу, так в погребе и останешься.

- Вот чего не знаю, того не знаю. Кто хрюковки испил, тот уже и не человек. Вот разве что совесть в нем проснется, разве что стыд одолевать будет, что напился допьяна.

Выслушал Саверий хозяйку, из дома вышел, отправился на поляну, где травка-хрюковка росла, да всю-то ее из земли повыдергивал, благо уже стемнело и цветочки хрюковки словно бисер под ногами поблескивали. Потом в избу вернулся, люк отворил, лестницу в погреб спустил да вышел вон, но на всякий случай рогатину с собой прихватил.

Не удосужился он в погреб-то заглянуть, а коли заглянул бы, то увидел бы там не старушку-хозяюшку, а здоровенную волчицу. Волчица из-под пола выкарабкалась, вслед гостю посмотрела, хотела было на него наброситься, но передумала - рогатины побоялась.

А он хлев отворил, свиней наружу выпроводил да погнал их в город, домой. Идут себе свинюшки, похрюкивают, ушами похлопывают. Тут и заря занялась. Вот ранние птички запели, и туманы заклубились. Повсюду роса блестками заиграла. Вот лесное озерцо, чистое, ровное. Свиньи воду почуяли, свернули к озеру напиться. Подошли, отражение свое увидели да заплакали, заголосили, пожалели о том, что хрюковки отведали. "Как же мы до жизни-то такой дошли? - сокрушаются. - Как же мы теперь домой-то явимся, на глаза нашим женам да деточкам? Срам-то какой! Кабы знать наперед, так лучше бы хмельного и в рот не брать!" И надо же, постыдились, посовестились они и тут же опять людьми стали. Вот радость, вот счастьето! Обнимают друг друга, поздравляют, Саверия благодарят.

Тут он их в город отправил, наказал обо всем князю доложить, а сам обратно пошел - сундуки с богатствами искать. "Вот коли найду сокровища, - размышляет, - тогда, глядишь, князь меня и простит, смилостивится".

Идет себе с рогатиной на плече, через час-другой с хутором поравнялся. "Дай, - думает, - к лешему загляну. Глядишь, что-нибудь путное подскажет". Прошел через осинник, пень большой разыскал, рогатиной по нему постучал.

Вылез леший, тот самый, что у старухи курицу уволок, оглядел Саверия и говорит:

- Надо же, живой! А мы-то думали, что хозяйка тебя загрызла.

- Как загрызла? - удивился молодец. - Не бывает такого, чтобы человек человека загрыз.

- Эх, незадача! - отвечает леший. - Ты, видно, и не знаешь, что старуха по ночам волчицей оборачивается. Не догадался я тебе сразу об этом сказать...

Но тут лешаенок из норы выглянул, на рогатину испуганно смотрит, на гостя косится. А потом осмелел-таки, вылез, стал вокруг пня скакать, гримасы корчить. Развеселился, разошелся до того, что принялся у Саверия рогатину отнимать, да все за нос его ухватить норовит. Мать из логова выглянула, лешаенка за хвост хвать и под пень утащила, дабы не шалил без меры. Сама выйти постеснялась.

Посмеялся Саверий, на лесное семейство глядючи, и спрашивает:

- А известен ли тебе розовый валун, что за речкой среди вековых лиственниц лежит? И знаешь ли ты, что зарыто под ним?

- Что зарыто, не знаю, - отвечает леший. - А вот валун этот ни с каким другим не спутаешь.

Сколько раз мимо него ходил да все примечал, что прямо над ним в ветвях старой лиственницы филин сидит. Сидит, помалкивает, вокруг поглядывает. То ли стережет что-то, то ли караулит кого - этого я не ведаю, но по всему видно, что сидит неспроста.

Попрощался Саверий с лешим и снова в путь.

На третий день до сопок добрался. Через сопки перевалил - на берегу лесной речушки оказался. Соорудил шалаш, костер развел, заночевал, а рано утром в сумерках пошел было к реке умыться, да на спящих уток набрел, двух добыл. Одну утку на костре пожарил, а вторую жарить не стал, сырой в листья папоротника завернул и в котомку положил. Днем перебрался через речку, розовый валун отыскал. Глянул вверх, а там, в ветвях старой лиственницы, филин сидит, вниз смотрит, не шелохнется.

Тут Саверий возле валуна пристроился, котомку развязал, достал жареную утку да за еду принялся. А филину, видать, тоже поесть хочется. Сидел он, сидел, да не вытерпел, к непрошеному гостю обратился.

- Ты зачем пришел? - спрашивает, да этак сердито, недовольно. - Что тебе в глухомани лесной надобно?

- А ничего мне особенного не надобно. Разве что дичи добыть - и все дела. Вот видишь, утку поймал. Могу угостить...

- Жареного не ем, - отвечает филин. - От утки твоей дымом пахнет.

- А я сырую дам.

Достал Саверий сырую утку, по кусочку отрезает да вверх на дерево закидывает. Филин утятину ловит, еле глотать успевает. Наелся, подобрел.

- До чего вкусно! - говорит. - Никогда ранее утятины не пробовал. Все мыши да мыши - который год на мышах живу! Но ты скажи все-таки, что тебе в краях наших надобно. Может быть, чем помочь смогу.