Волшебные сказки

- Да сущая безделица - сорок сундуков, что под валуном зарыты, а более ничего и не надобно.

Тут филин с перепугу чуть было с дерева не свалился.

- Откуда тебе о сундуках-то известно? - спрашивает. - Кто тебе тайну эту открыл?

- Прошка-секач князю рассказывал, а тот - мне.

- Ну Прошка! Ну Прошка! - сокрушается филин. - Достанется ему от хозяина!

Тут филин вздрогнул, прислушался и говорит:

- Пора уходить тебе, добрый молодец! Хозяин идет, молодой колдун, сын того самого колдуна, чьи сокровища под валуном спрятаны. Слышу его шаги... Через неделю-другую здесь будет, так что не мешкай, поспешай подобру-поздорову.

Поразмыслил Саверий да решил судьбу не испытывать. Попрощался с филином, оставил ему недоеденную утку, котомку на плечо повесил и поспешил в путь-дорогу, князю обо всем доложить.

Перебрался через речку, сопки миновал, лесами да болотами идет, поторапливается. А филин все над валуном сидит, хозяина дожидается. На восьмой день пришел хозяин, молодой колдун. Высок, статен, сажень косая в плечах, волосы густые, длинные, черные. Лицом бледен, глаза глубокие да строгие, а в глазах-то искринки словно огонечки во мраке поблескивают, во взоре раздумье сквозит, да раздумье недоброе, тяжкое.

Подошел к валуну, воздух ноздрями втянул и говорит:

- Человек здесь был... Утятину ел. Верно?

- Точно, был! - отвечает филин. - И утятину ел.

- И тебя потчевал?

- Верно, потчевал. Только как же ты об этом догадался-то, хозяин?

- Голос у тебя помягчел. Горлышко утиным жирком смазано.

- Тебя не проведешь, - согласился филин. - Ничего не утаишь - больно уж догадлив ты, весь в отца...

- Что есть, то есть, - усмехнулся колдун. - Но об одном лишь догадаться не могу - кто этому человеку о сокровищах рассказал. Он ведь за ними приходил? Верно?!

- Прошка князю выболтал, - отвечает филин, - а тот - молодцу, что здесь побывал.

То-то колдун разгневался! "Вот оно что! - говорит. - Хоть и утомили меня дорожки дальние, но с отдыхом, видно, придется повременить. Молодца догнать надобно. А Прошку и князя потом достану - никуда не денутся". Тут он в погоню пустился. Ногами что ходулями шаги отмеряет, голову вперед наклонил, словно пес по следу идет.

К вечеру до хутора добрался. Решил на всякий случай к хозяйке заглянуть, о молодце расспросить. А хозяйка тут как тут.

- Заходи, - говорит, - мил человек, гостем будешь. Вот накормлю тебя да напою, да на ночь пристрою.

- Есть да спать мне некогда, - отвечает гость, - а вот попить бы не помешало.

Обрадовалась хозяйка, тут же в погреб - кувшин с остатками хрюковки достает.

Колдун чарку налил, хотел было выпить, да, видно, недоброе почуял. Поставил чарку на стол, на хозяйку глядит пристально, с сомнением, так глазами ее и буравит. А она ему улыбается, смотрит до того приветливо, до того ласково, так добром вся и светится. Тут колдун невольно взор потупил, вздохнул, взгрустнул - на хозяйку глядючи, матушку свою вспомнил. Вот поднял чарку, только пригубил, а оторваться уже не смог - больно вкусна была хрюковка, больно душиста. Выпил все, что в кувшине осталось, захмелел да на пол и рухнул, здоровенным секачом тотчас оборотился.

А старуха давай его будить да в хлев загонять.

- Ишь, - говорит, - боров-то вымахал. В избе, безобразник, разлегся. Ну-ка в хлев убирайся да пошевеливайся - там твое место!

Кабан все похрюкивает, повизгивает, а вставать не хочет. Хозяйка давай кочергой его охаживать, наконец-то разбудила, а он только глазенки свинячьи на нее таращит, никак понять не может, что же это с ним случилось, отчего и почему он на полу оказался. А тут как раз солнышко за горизонт закатилось, стемнело, и в один миг хозяюшка облик волчий приняла, зубы скалит, рычит, колдуна клыками хватает. Но с вепрем шутки плохи! Как увидел он вместо старушки хищную зверюгу, как зубы ее на себе ощутил, так тут же и протрезвел, вскочил, стал ее по избе гонять. Из дома во двор выгнал, настиг, клыками под брюхо поддел да так располосовал, что она тут же на месте и издохла. Разделался с волчицей и снова в путь, вслед за молодцем, новую расправу учинить замышляет.

А Саверий из лесов да болот выбрался, по тракту идет. Уже недолго шагать осталось; вот и маковки церквей из-за холмов показались, вот и терема видны. Все бы хорошо, а на сердце тревога. "Както, - размышляет молодец, - князь меня встретит? Нешто не простит?"

Идет в раздумье, да вдруг старичка какого-то увидел. Старичок седенький, сгорбленный, у дороги на камушке сидит, да одет-то странно... в одно исподнее. Подошел Саверий поближе, пригляделся и глазам своим не поверил - это, оказывается, сам князь! Сидит себе, пригорюнился. Ну и ну! Вот так встреча!

- Князюшка, Господь с тобой, ты ли это? Как же это тебя угораздило? Где стража, где слуги твои? Нешто опять басурманы нагрянули да всех перебили? Вот беда-то!

Тут князь на егеря своего взглянул и со слезой в голосе отвечает:

- Кабы басурманы, и то бы ничего, а то ведь хуже...

- Хуже? - удивляется молодец.

- Куда хуже! Прошка, собачий сын, меня обманул!