Волшебный час

— Спрашиваешь! Если уж обсуждать всякие тонкости обстановки, дизайна, архитектуры, так он самый подходящий для этого тип.

— Значит, ты говоришь, он был в хорошем настроении?

— Да, он не выглядел обеспокоенным. Он сказал, что на площадке только что не разбрасывал леденцы с воздушными шариками и уехал не раньше, чем почувствовал, что настроение у всех улучшилось. Моральный дух, так сказать, повысился. А для Лос-Анджелеса у него было заготовлено три копии сценария. Для разных актрис. Он хотел лететь в семь вечера, отдохнуть, выспаться и на следующий день с первой позавтракать, со второй пообедать, с третьей поужинать. Одной он собрался предложить роль сразу же. Он объяснил: «Видишь ли, сейчас у меня не заладилось со «Звездной ночью», но погоди. Я поставлю фильм на ноги. Он будет лучшим из всего, что я снял».

Я опустил ноги на пол и подвинул стул к кровати: пора поговорить по душам. Меня не устраивало то, что я снова начал поддаваться ее чарам.

— Объясни мне, зачем ты угрожала Саю?

— Ты о чем?

— Ну перестань, Бонни. Ты явилась к нему на съемочную площадку. У нас есть свидетели. И заявила: «Сай, я не позволю тебе так со мной обращаться!»

— И это называется полицейское расследование?!

В ее голосе зазвучала издевка. Ни дать ни взять, типичная нью-йоркская стерва!

— Перестань выделываться, Бонни.

— Это ты перестань выделываться. Много ты в людях понимаешь! Вот у нас имеется Сай Спенсер, мой бывший муж, который ежедневно ездит ко мне, трахается со мной, заливает, как он по мне скучал, какой я замечательный человек, как пуста была его жизнь с тех пор, как мы расстались, несмотря на всех его баб, и как он только теперь понимает, какую зловещую ошибку он совершил. «Зловещую» — это его слово. Я-то знаю, что это все ерунда и враки, но он сам попросил меня заехать на площадку: мне, мол, хочется, чтобы ты собственными глазами увидела, чем я занимаюсь. Ну, я и приехала. Ладно, может, следовало дождаться официального приглашения. Подумаешь, какая важность! Но ведь я приехала, а он меня прогнал, да еще на глазах у всех. Я даже не обиделась, я просто пришла в ярость. И это действительно оказался последний раз, когда он обошелся со мной, как последняя сволочь. Потом он заявился ко мне, а я его не впустила. Все, поезд ушел, вали отсюда.

— Но ведь поезд тогда еще не ушел?

— Он мне тут же перезвонил из машины. Сказал, что чувствует себя премерзко. Сказал, что, если бы он пригласил меня на площадку, это выглядело бы странно, поскольку он никогда и никого туда не приглашал, за исключением крупных банкиров. И потом он не мог позволить, чтобы Линдси что-то заподозрила. Тогда вся интрига пошла бы насмарку, а к этому он пока не был готов. Поэтому он был вынужден публично от меня откреститься. Ну и как водится, рассыпался в извинениях и пообещал, что избавится от нее как можно скорее. А когда она отвалит, у меня появится «карт бланш» посещать его в любое удобное для меня время. Он сказал, что гордится мной, что это я придумала «Девушку-ковбоя». Он просто мечтал бы провести меня по площадке, познакомить с людьми.

Я ничего не сказал. Да и не требовалось. Она заметила:

— В эту чушь трудно поверить, даже если очень захочется. При всей своей утонченности, он частенько вел себя как очень недалекий человек.

С земли подымался пар. Ночной бриз дул из окна. Где-то хлопнула ставня, и Бонни поежилась.

— Дать тебе свитер?

— Нет, спасибо. Мне и так хорошо.

На нет и суда нет. А как бы мне хотелось увидеть ее в своем университетском свитере с надписью «Олбани». А еще я хотел бы взять ее ладони в свои и отогреть их. Мне нравилось, что она находится в моем доме. Несмотря на все безумие ситуации, на стычки, возникавшие между нами, мне было ужасно приятно, что она здесь. Меня все в ней устраивало: и то, что она не сделала никаких глупых замечаний про холестерин, когда я притащил ей обед из полуфабрикатов, и ее чудесные блестящие волосы. И что самое потрясающее: находясь рядом с ней и радуясь этому, я совершенно излечился от одержимости, которую я к ней испытывал.

Может, припомнив все, что между нами произошло, я каким-то образом разрушил заклятье, довлевшее надо мной. Я сидел рядом с ней в маленькой комнате, где нас отделяли друг от друга лишь несколько сантиметров, и задавал ей вопросы, и вел себя как коп, а не как мартовский кот. Она утратила власть надо мной. Я смог, наконец, расслабиться и не фантазировать, как я ее целую. Как я облизываю ее губы и касаюсь ее языка своим. Слава Богу, я перевалил ту мучительную стадию вожделения. Эх, подумал я, не говори «гоп»!

И в это самое мгновение торжества воли над плотью я решил перестать пялиться на ее губы. Если бы ставни не были закрыты, я бы, может, выглянул в окно полюбоваться восходом луны. Но созерцание неба оказалось мне недоступным, звезд никаких тоже не было видно, и мой взгляд уперся совершенно в другое: я увидел, как плотно нейлоновые шорты облегают ее ноги.