Банда, расположившаяся у главного входа, свистела и смеялась, и я поторопилась спрятаться в темноте.
В эту ночь я узнала нечто очень важное. Некоторые события не стоит предотвращать. Иногда предстоит почувствовать себя дурой. Иногда предстоит испытать боль на глазах у всех. Иногда это необходимо, чтобы повзрослеть, чтобы перейти в другой день. Дневник не всегда прав.
Глава четырнадцатая Час пополудни
Дневник рассказал мне, что должно случиться до часу дня. И правда, все было необычно в то утро и в точности так, как я прочитала в дневнике. Розалин разбудила меня и наказала оставаться дома – во второй раз за все время, – и мне стало окончательно ясно одно: она не хочет никому меня показывать. Подумать только, до чего ей страшно и стыдно сообщать о нашем с мамой существовании, о папе, который сам распорядился своей жизнью, что считается самым ужасным грехом. В груди у меня поднялась злость, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы не заявить, мол, я тоже еду на службу, но все же я осталась лежать под одеялом, прислушиваясь, как удаляется шум машины в раскрашенном сепией дне, весьма отличавшемся от дня, описанного в дневнике. Такое не очень необычно, когда знаешь, что что-то случается, и знаешь, что это должно было случиться, – но я как будто уже начинала привыкать.
Когда Розалин и Артур уехали, я решила, что хватит спать, оделась и побежала вниз. Я сидела в саду, когда на дороге показался «чинквеченто» с открытым окошком, словно летевший мне навстречу.
– А вот и она! – воскликнула сестра Игнатиус, сверкнув глазами. – Девочка, которую я хотела повидать. Едешь на службу?
Я посмотрела на машину, в которой теснились четыре монахини.
– Садись сестре Регине на колени, – пошутила сестра Игнатиус, и я услышала «Вот еще» изнутри. – Мы всегда поем во время утренней службы. Ты тоже в нашем хоре, так что должна быть в храме, если только твой ларингит остался в прошлом.
– Нет, – беззвучно проговорила я, схватившись за горло и закрывая рот рукой.
– Полощи солью – и будешь как новенькая, – сказала она, внимательно глядя на меня. И вдруг просияла: – Кстати, спасибо за книжку.
– Пожалуйста, – прервала я молчание. – Я взяла ее специально для вас.
– Так я и подумала, – хмыкнула сестра Игнатиус. – Знаешь, сначала она мне не понравилась, твоя Мэрилин Маунтротмен. Слишком она была заносчивой и хотела слишком многого, а потом я полюбила ее. Не меньше, чем Тарик. Они не выглядели настоящей парой, но постепенно он стал понимать, о чем она думает, особенно когда она плакала над письмом отца, о котором не хотела ему говорить. Должна признаться, меня это тоже задело за живое. Он все понял. Он понял, что она любит его. Умный человек! Представляю, как он сделал свои миллионы и стал нефтяным воротилой. И мне нравится, когда на первой обложке есть фотографии персонажей. Это помогает мне представлять их, пока я читаю. Например, его с зачесанными назад волосами, мускулистого…
– Вы вправду прочитали?
– Ну да, конечно же прочитала. Теперь ее читает сестра Концептуа.
Женщина на переднем пассажирском сиденье повернулась к нам:
– Только не говори, что будет дальше. Пока он нанял частный самолет до Стамбула.
– О, у тебя впереди все самое интересное, – хлопнув в ладоши, произнесла сестра Игнатиус. – Два слова: турецкие радости.
– Я же просила не говорить, – прервала ее сестра Концептуа. – А ты не можешь промолчать.
– Пора ехать, – вмешалась сестра Мария, сидевшая за рулем. – Не хватало еще опоздать.
– Буду ждать тебя на следующей неделе, ладно? – без тени улыбки спросила сестра Игнатиус.
– Конечно, – кивнула я. – А сейчас пойду в постель. Если увидите Розалин, скажете ей об этом?
Она прищурилась:
– Ты уверена?
– Да. Абсолютно уверена.
– Понятно. А зачем ты встала с постели?
– Нам и правда пора, – сказала сестра Мария, включая зажигание. – Подождите. – Кажется, я запаниковала. – Вы должны назвать имя.
Несколько мгновений спустя они, не включив сигнальных огней, уже заворачивали за угол, и сестра Игнатиус высоко поднимала руку в прощальном приветствии.
Это было в десять часов утра.
Я заранее наметила несколько дел, и во главе списка поставила маму. Для начала пролистала телефонную книгу и нашла человека, имя которого мне назвала сестра Игнатиус. Послышался гудок, второй, третий, потом, когда уже должен был включиться автоответчик, я услышала мужской голос.
– Алло! – прохрипело в трубке, после чего человек откашлялся. – Говорите же. Я поняла, что ему трудно говорить, однако он не позволил себе включить автоответчик.
И тогда, тоже откашлявшись, Тамара-Взрослая-Девочка взялась за дело:
– Здравствуйте. Я звоню, чтобы записаться на прием к доктору Гедаду.
– А его тут нет. – Разговаривавший со мной мужчина как будто не совсем проснулся. – Могу я принять сообщение?
– Ну… Нет… Он вернется до часу дня?
– Его операционная не работает по воскресеньям. Я помолчала. Голос показался мне знакомым.
– Я позвонила домой?
– А что, похоже на отделение «Скорой помощи»? У меня перехватило дыхание:
– Уэсли?
– Да. А это кто?
Соври, Тамара, соври, тебе нужно имя.