Волшебный дом

Тогда я как можно ласковее отвел ее в сторону и, прыгая через две ступеньки, бросился вверх по лестнице. Я остановился лишь посреди круглой комнаты и, оглядевшись по сторонам, повернулся назад, потом снова вперед, ища, что же так подействовало на Мидж. Комната была прибрана, диван вновь сложен, и мало что свидетельствовало о вчерашней вечеринке. Через окна лилось солнце, озаряя стены и мебель. За стеклом виднелся лес, как мозаика, зеленый и жизнерадостный, без намека на угрозу.

Я не нашел ничего странного, ничего, что могло бы вызвать у Мидж такую реакцию.

Тогда я забежал в спальню.

Ничего.

В ванную.

Ничего.

В комнату для гостей.

Ничего.

И снова в круглую комнату.

Там теперь стояла Мидж, поддерживаемая Вэл.

Мидж указывала на окно. Нет, на мольберт перед окном. Казалось, ей не хотелось к нему подходить.

Вэл оставила ее и направилась через комнату, я быстро последовал за ней и догнал, так что к мольберту мы подошли вместе.

И вместе посмотрели на изображение Грэмери. Прикрывающая его калька была откинута Я услышал, как Вэл вскрикнула, и, возможно, вскрикнул сам.

Картина представляла собой просто беспорядочное смешение цветов, все исказилось и размазалось, изначальная трепетная яркость картины превратилась в безобразную мешанину, краски побурели от случайного смешения. Это было творение сумасшедшего художника.

И даже отраженные от поверхности солнечные лучи не могли внести в картину никакой теплоты.

Соблазн

И словно чтобы усугубить наши проблемы, через несколько дней к нам в дверь опять постучался Кинселла.

Не помню точно, который был час, но сумерки уже напоминали о ночи, и мы с Мидж лишь несколько минут назад закончили наш очередной меланхолический ужин — я говорю «очередной», так как после выходных в Грэмери заметно не хватало радости, и вы сами можете догадаться почему.

Одному Богу известно, какое впечатление осталось от нас у Вэл Харрадайн, когда в воскресенье она уехала домой после достойных психушки выкрутасов Боба, моего бредового повествования о деревенской жизни и, наконец, мелодраматического припадка Мидж, когда она, рыдая, рухнула на пол в круглой комнате. Полный дурдом. Вэл, наверное, подумала — и кто упрекнет ее? — что в деревне какое-то поветрие, вызывающее помутнение рассудка и паранойю.

Я пропущу взаимные упреки и слезливые сцены, что были у нас с Мидж в последующие несколько дней, вам это будет скучно (а мне тяжело); достаточно сказать, что мы едва смогли сохранить наши отношения. Я отчаянно пытался заставить ее взглянуть правде в лицо: над Грэмери нависает что-то необъяснимое и таинственное — и думаю, что в душе Мидж согласилась со мной. Но странно: она никак не хотела признать это открыто, словно это означало бы, что коттедж вовсе не является той мечтой, которую она так ревностно искала и думала, что нашла.

Конечно, в порче картины Мидж обвиняла Боба, но, когда я позвонил ему, он, естественно, все отрицал (и отрицал довольно энергично). Я ему поверил. Мидж — нет.

Я снова и снова возвращался к событиям, происшедшим с нашего приезда в коттедж — в частности, к быстрому исцелению моей ошпаренной руки (что Мидж приписывала чудесной силе Майкрофта), — но она... в общем, как я уже сказал, вам это будет скучно. В результате всего этого мы пребывали в шатком перемирии, не желая (и не видя смысла) больше спорить.

И вот мы сидели, глядя друг на друга через кухонный стол, в вечернем затишье, когда послышался стук в дверь (к тому времени мы стали с приближением темноты запираться).

Мы удивленно переглянулись, и я встал, чтобы открыть.

На крыльце, засунув руки в карманы линялых джинсов, стоял Кинселла с непринужденной улыбкой на своем чертовом красивом лице.

— Привет, рад видеть вас снова. — Он посмотрел мимо меня на Мидж. — Надеюсь, я не нарушил ваш ужин?

Мидж как будто обрадовалась ему.

— Вовсе нет — мы закончили несколько минут назад. — Она подошла к нам.

— Как рука, Майк?

Я хмуро поднял ее на обозрение.

— Хо, выглядит неплохо! Черт возьми, и следа не осталось! — Его улыбка растянулась чуть ли не до самых ушей. — Не болит?

Я покачал головой.

— Знаете, у меня для вас кое-что есть. — Он оглянулся на калитку, потом опять повернулся к нам. — Мы не хотели бы вторгаться, но кое-кто хочет снова с вами повидаться. Знаете кто?

«Дерьмо!» — сказал я про себя, но Мидж вслух спросила:

— Майкрофт? — Она приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть Кинселле через плечо. — Он здесь?

— Да. Он вроде как привязался к вам обоим. Мы проезжали мимо, и он подумал, что хорошо бы засвидетельствовать свое почтение, посмотреть, как вы поживаете. Наверное, ему интересно, как ваша ошпаренная рука, Майк.

— М-м-м... — промычал я.

— О, мы рады с ним поздороваться! — воскликнула Мидж. — Пожалуйста, приведите его.

Кинселле как будто стало неловко.

— Вы знаете, у Майкрофта немного старомодные манеры. Он очень уважает чужой покой и не любит совать свой нос, куда не просят. Было бы лучше, если бы вы сами его пригласили, если не возражаете.

— Конечно не возражаем, — ответила Мидж, оживившись, как не оживлялась всю неделю. — Он в машине?