— При рассмотрении движения древние мыслители сталкивались с большим для них затруднением, которое представляло тогда понятие непрерывности, ибо для понимания движения следовало представить себе, что движущееся тело проходит через бесконечное множество промежуточных положений. Вспомни рассказ про Ахиллеса и черепаху из Схолии Двенадцатой.
— Как же они применили движение в геометрии? — спросил Илюша.
— Ну вот, — сказал Асимптотос, — посмотри, как решил задачу о трисекции угла греческий математик Гиппий Элидекий, современник Сократа, в пятом веке до вашей эры. Возьмем квадрат
Приведем теперь радиус
— Не понимаю, — сказал Илюша. — В каком смысле согласованно?
Сторона
— 312 —
— В таком, что обе линии начинают двигаться в один момент, а затем в один и тот же момент сливаются с линией AD.
Если они будут двигаться именно так, то когда линия
— Да! — сказал Илюша. — Правда, очень просто! А что же это за кривая?
— Кривая эта называется квадратрисой. Это гораздо более хитрая кривая, чем те, с которыми древние геометры имели дело до нее. Следовательно, древним для решения этой задачи пришлось изобрести новую кривую. Именно это решение и вводит в ход рассуждения движущиеся линии, тогда как раньше речь шла только о соотношениях неподвижных линий. Говорят, философы были недовольны и считали, что это решение не геометрическое, а механическое. Но опыт показывал, что решение получается скоро и просто.
— Вот, значит, — добавил Асимптотос, — и выходит, что, заставив точку непрерывно двигаться и, полагая, что она, дви-
— 313 —
гаясь, может начертить кривую, мы и получаем несложное средство для деления угла на любые части. Только в дальнейшем выяснилось, что сама эта кривая значительно сложнее и окружности и параболы. Но тем не менее был найден новый способ для решения задач. Это одна из так называемых «механических кривых» древности. «Механической» она называлась потому, что ее тогда невозможно было обосновать теоретически из геометрических соображений. И как ни странно, ни одна из таких «механических» кривых не повлияла непосредственно на развитие древней науки. Они стали приносить пользу только уже во времена Ньютона. Древняя математика еще не в силах была осмыслить их. Догадаться, как надо сделать, смогли, а рассудить почему — не сумели. Поэтому и философы ворчали и говорили, что это «не настоящая» геометрия.
— Однако имей в виду, — заметил Радикс, — что в руках Архимеда этот способ чертить кривые при помощи движущейся точки дал необыкновенный результат.
— Какой?
— Ты, наверно, знаешь, что такое граммофонная пластинка?
— Еще бы! — отвечал Илья не без удивления. — У нас их очень много.
— Очень хорошо — одобрил Радикс. — А теперь скажи, пожалуйста, какую кривую описывает иголка звукоснимателя, когда она бежит по бороздке пластинки?
— Папа говорит, что это спираль…
— Верно. Так эту самую спираль и нашел Архимед. Она так и называется «спираль Архимеда». Точка чертит спираль.
— А как она чертит? Я понимаю, как иголка бежит по пластинке. Но как это получается с точкой?