Волшебный горшочек Гийядина

С того конца подземелья, где оставался стоять, подобно языческому истуканчику, сотник Хабибулла, внезапно раздался топот подкованных сапог, спускающихся сверху по лестнице, звон алебард и кольчуг, голоса – негромко, но быстро что-то выговаривающие, и почти сразу же за этим – протяжный крик знакомого противного голоса:

– Сели-и-и-им!!!

Стражник застыл.

– Селим, сюда иди срочно! Его превосходительство караул-баши желает тебя видеть незамедлительно, старый болван!

– Молчи! – прошипела ему на ухо Серафима, нож снова наготове, но Охотника не надо было ни уговаривать, ни даже дополнительно запугивать. Даже при скудном рваном свете коптящего на полу факела царевна заметила, как налилось смертельной бледностью смуглое лицо сулейманина и расширились испуганно и жалобно карие глаза.

– Что с тобой? – встревожилась Эссельте.

– Я пропал… я погиб… я покойник… – обреченно выдавил Селим вместо пояснения.

– А еще что? – поборола чувство дежа-вю и терпеливо уточнила Сенька.

– Он… видел… что я видел… – словно не слыша адресованного ему вопроса, продолжал шептать стражник. – Я так и думал… так и думал… что он заметил… О, премудрый Сулейман, насколько ты был всеобъемлющ и разумен, настолько раб твой Селим скудоумен и туп… И зачем только я поперся в этот проклятый сад в эту треклятую ночь…

– Сели-и-и-и-и-им!!! Отзовись!!! Ты что, оглох, олух?! Зовите его, зовите все!!! Колдуна найдете потом! Ищите Селима!

И бескрайние, погруженные во мрак и какофонию запахов просторы склада огласились нестройным хором голосов, выкликающих наперебой имя Охотника, сокрушенного одному ему понятным горем.

– Это конец пришел моему земному пути… – убито промолвил старый стражник, обмяк под хваткой Серафимы как полупустой мешок с мукой, и в тоске и унынии зашептал нараспев, будто читал некролог над собственной могилой:

Пусть не страшит меня судьбы моей конец:
Из праха сложены и лавка, и дворец.
Быть может, прахом став, я сделаюсь дорогой —
Тропой любви для пламенных сердец…

– Слушай, Селим, ты можешь хоть теперь внятно сказать, что случилось? – сердито тряхнула его за грудки царевна. – Какой дворец? Каких сердец? У меня с тобой скоро у самой сердечный приступ наступит! Какой конец? Отчего?

В ту же секунду из-за спины ее раздалось ликующее шипение специалиста по удовольствиям:

– Ура, заработало!!! Почтенные девы, скорее сюда!!! Я нашел! Я смог! Я закрыл! То есть, не закрыл, потому что тут мешок мешается, но иначе бы закрыл!

– Молодец, только мешок убирать не надо, сейчас идем! – бросила через плечо Сенька и нетерпеливо воззрилась на стражника, окончательно поникшего бритой головой.

– Кончай страдать, батыр. Пошли.

– Ты выдашь меня моим палачам, о пресветлая пэри? Да, соверши это славное дело, обрушь все кары Белого Света на почти седую голову… если бы она не была почти лысой… ибо старый Селим заслужил всё это, и даже больше, своей непроходимой глупостью… О, сколько раз твердили Селиму…

– Интересно, когда в этой дурацкой стране громко и в самое ухо людям говорят, что за спиной у них открытый подземный ход, по которому можно сбежать, хоть один человек здесь может среагировать адекватно?! – не выдержав второго подряд испытания, яростно прорычала Сенька, вскочила на ноги и бесцеремонно ухватила за рукав потерянного и жалкого сулейманина.

– Вставай, кабуча ты сулейманская!!! Оторви от пола свои штаны и двигай ногами, пока тебя не повязали! Подземный ход закрывается через десять секунд! Считаю до трех! Отсчет пошел!!! Раз… два… два с половиной… два с четвертью… два с хвостиком… два на краешке… два на ниточке…

– Подземный ход?.. Подземный ход?! – стражник будто очнулся вдруг ото сна.

– Да, да, да! Два на волосиночке…

– Так что же ты раньше молчала, о дивная пэри моей мечты?!..

История, стыдливо рассказанная Селимом, подтвердила как самые худшие опасения Серафимы, так и едва зарождающуюся среди северных дам репутацию старого стражника.

Сменившись с караула когда уже изрядно стемнело, Селим, воровато оглядываясь, пробрался в сад, окружающий Малый Круглый гостевой дворец, нарубил саблей с клумб огромную охапку роз, и стал уже прокрадываться ко входу, чтобы, разделив пополам, совершить возложение цветов, так предусмотрительно выращенных тут трудолюбивыми садовниками, в два адреса, как вдруг случайно заметил в открытой арке входа движение. И из темного, как городская аллея, холла вышел, оглядываясь не менее воровато, чем сто Селимов, сам калиф. В панике выронив букет, стражник юркнул за ближайшее дерево, габаритами своими позволяющее скрыться его далеко уже не юношеской фигуре, и притаился.

Отойдя на несколько метров от дворца, Амн-аль-Хасс повернулся к нему лицом и слегка притопнул.