Волшебный горшочек Гийядина

– Нет, он был просто мастером-ковровщиком, и очень любил свое дело… и нас, несмышленышей… и своих учеников… у него их было трое, знаете ли… и свою супругу, конечно… и детей… хоть у тех не было ни малейшей искорки магического дара… ну и пропустить по чарочке-другой перед сном не брезговал… а кто не без греха?..

– Хороший он был человек, Масдай-ага, – кротко вымолвила Яфья. – Добрый и мудрый.

– Жаль, что нам не довелось с ним встретиться, – искренне проговорил Абуджалиль.

– Жаль, жаль, жаль… – вздохнул всем телом своим ковер. – Но что поделаешь… век человека, даже если он маг, куда короче века ковра, даже самого простого…

Масдай плавно перелетел через высокую зубчатую стену, окружающую училище, и мягко опустился на каменные плиты двора, истертые ногами сотен и тысяч поколений волшебников Сулеймании.

– Вот мы и дома… – тихо выдохнул он и чутко шевельнул кистями, словно погладил древние камни, горячие от дневной жары, уходящей за горизонт вместе с солнцем.

Студенты, пробегающие мимо по своим теоретически-практическим делам с книгами в руках и фигами в карманах,[42] с ретортами на головах и нитками в кулаках, со свитками подмышками и мышками под крышками, остановились вдруг все и разом, и с видом людей, позабывших на полгода, какие из себя бывают другие люди, не обитатели их тесного чародейского островка в пустыне, уставились на неожиданных гостей, бережно скатывающих самый огромный ковер-самолет, когда-либо виденный ими.

– Вы откуда? – завороженно спросил самый любопытный.

– Вы кто? – поинтересовался самый въедливый.

– Вы к кому? – задал вопрос самый рассудительный.

– Доброго вам вечера! – поздоровался самый вежливый.

– Кушать хотите? – предложил самый внимательный.

– Из Шатт-аль-Шейха, – ответила Сенька.

– Усталые путники, – сообщил Агафон.

– Мы прилетели, чтобы поговорить с вашим директором, – произнес Иванушка.

– Рады приветствовать надежду и опору нашего высшего магического образования! – заулыбался Селим.

– Да, очень! – выпалил Кириан.

И облизнулся.

И всем стало понятно, что его «да», и, особенно, «очень» относилось не к тираде Охотника, а к пробивающимся сквозь лабиринт надворных построек, классов, жилых задний и мастерских волшебным ароматам школярской кухни.

– Тогда мы вас проводим! – шагнули вперед одновременно самый рассудительный и самый внимательный, вежливо делая жесты руками в радикально противоположные стороны.

Иван с Сенькой, Олафом и Эссельте потянулись за рассудительным, остальные – за внимательным, кисти свернувшегося на плече конунга Масдая – совсем в третью сторону, где, по его воспоминаниям, когда-то располагалась та самая ткацкая мастерская…

Разыграть в лицах басню про лебедя, рака и щуку не позволил властный низкий голос, многозначительно откашлявшийся за спинами словно по волшебству разрастающейся и утолщающейся стены из учеников.

Оказалось, стена и впрямь была волшебная: едва неизвестный успел вдумчиво выговорить третье «кхе», как в ней образовался проход, пригодный для торжественного проезда королевской кавалькады. Если бы он выкрикнул во всё горло «Сим-сим, откройся!», результат вряд ли бы был более быстрым и впечатляющим.

– Это что тут за собрание? – строго проговорил он, и вежливый парнишка словно растворился в толпе таких же как он юных магов.

Рядом с повеселевшими наследниками и погрустневшими их спутниками остался стоять в позе героя всея Сулеймании лишь рассудительный.

– Господин директор премудрый Шихабуддин ибн Шариф, – почтительно склонил он бритую голову в сторону первого волшебника, потом попытался заглянуть за его спину и поклонился в адрес второго. – Господин заведующий хозяйственной частью премудрый Афдал ибн Вали… Это иноземные путники, они только что прибыли, и я собирался…

Рослый чародей в лиловой парчовой чалме, расшитой золотыми звездами, таком же балахоне, и со странной черно-белой курчавой бородой, вступивший в круг первым, сурово зыркнул из-под нависших бровей на рассудительного. Тот непроизвольно вжал голову в плечи и отступил на шаг.

Грозящий землетрясениями и самумами директорский взгляд медленно переполз с бедного школяра[43] на его робко попятившихся однокашников, потом на маленького сухонького завуча, угодливо следившего за каждым его взором и жестом.

– Кто разрешил их впустить? – грозно вопросил руководитель среднего специального учебного заведения для сулейманских волшебников своих стушевавшихся подопечных.

– Кто посмел открыть ворота после семи часов без моего ведома?! – тут же яро поддержал его завхоз.

И тут директорский взгляд упал на Олафа.

Орлиный взор старого мага мгновенно умягчился, морщины разгладились, губы раздвинулись в блаженной улыбке, а только что гневно сдвинутые брови умильно поползли вверх и едва не скрылись под чалмой.

– Не может быть… Невероятно… Кто к нам вернулся… Глазам своим не верю… Это сколько же тебе лет, милый ты наш?..

– Скоро восемнадцать… – недоуменно произнес отряг. – А что? И почему это вы решили, что я…