Волшебный горшочек Гийядина

Да, он никогда не был смельчаком, сам Абу готов признать это первым. Но бей его сейчас, швыряй, коли, режь, терзай – разорвать установившуюся внезапно связь, оставив товарища один на один с самым ужасным противником Сулеймании, он не даст. Сейчас, в центре вихря сшибающихся, раздирающих и уничтожающих друг друга самых ужасных магий, он мог терять сознание, разум, надежду, силы, мужество и волю, поочередно или всё сразу, но ни за что не позволил бы себе потерять лишь одно – неожиданно возникшую и загадочно усиливающуюся каждый миг связь с Агафоном. Они теперь были одним целым, в двух телах, но с одним комплектом мыслей, чувств, эмоций и желаний.

Мой дар – его дар.

Моя сила – его сила.

Мои умения – его умения.

Его ярость – моя ярость…

Премудрый Сулейман, как хорошо, что я никогда не был и не буду боевым магом!

Ну и, конечно, если бы поблизости случилось еще с десяток волшебников, пожелавших присоединиться к нашему союзу, было бы еще лучше…

Фактор внезапности и нахальства, как это бывало не раз в практике Агафона, сыграл и в этой схватке решающую роль.[66]

Может быть, до безрассудной попытки захватить его врасплох, король и был готов на милосердие и снисходительность к проигравшим. Сейчас же о помиловании его мог умолять хором весь Белый Свет – и он бы не услышал.

Ослепляющая и оглушающая злость, лишающее чувств и разума неистовство и безудержная ярость, в один миг взбурлившие на вспыхнувшем исполинским костром скудно тлевшем ранее безумии – таков был единственный возможный для него ответ на второе за несколько часов поражение на собственной территории.

Игры кончились.

Больше для него не существовало ни дома, ни гостей, ни знакомого мира, ни привычной череды обличий и обычаев – ничего. Остались только унижение, гнев и ненависть.

Изысканные заклинания и словоформы были отброшены, пассы и жесты забыты, правила и условности попраны. По залу, блиставшему еще несколько минут назад томной роскошью, с диким ревом носились лишь взбесившиеся сгустки чистой энергии стихий.

Под ошметками вязкого пламени плавились стены и украшения, горела мебель и ковры. Рушились балюстрады, пораженные ледяной паутиной. Низвергались колонны, вырывая куски потолка и унося в разверзшиеся подземелья. Сумасшедший ураган сметал на своем пути все, еще не поглощенное землетрясением, и швырял рассыпающие искры портьеры и гобелены, подобно огненным духам смерти, по опустошенному, разоренному, выжженному залу.

Может быть, Агафон поначалу и надеялся если не победить, то хотя бы выстоять под натиском короля и, укрыв товарищей, попробовать освободить их от сковывающего заклятья… Но сейчас все силы – его и Абуджалиля – до последней крохи и капли, без исключения, уходили лишь на то, чтобы поддерживать вокруг друзей самый большой защитный колпак, на который он только отважился.

Высотой с Олафа.

Шесть с небольшим метров в диаметре.

И постоянно уменьшающийся.

Когда первый подземный толчок прокатился по горячему от близкого пожара мрамору пола и уронил его застывших в стеклянных корсетах товарищей, сердце волшебника остановилось в припадке холодного ужаса. Но магическое стекло оказалось простому не чета, а конунг, опрокинувшись ничком на Абу, дал понизить купол в четыре раза.

Маг рвано вздохнул, застигнутый врасплох блаженным уменьшением страшной нагрузки. Но долго расслабляться ополоумевший хозяин дворца ему не дал: огненный смерч с новой, удвоенной, утроенной, удесятеренной энергией – откуда только силы у проклятого кадавра брались!.. – кидался в атаку на мутнеющий на глазах – а, значит, неуклонно слабеющий – кокон.

Сжавшись в комок нервов и воли, забыв про всё на свете, кроме единственного устремления удержать защиту, не отпустить, не сдаться, не поддаться, не потерять от дикого напряжения сознание – ни на миг! – Агафон упал на колени, стиснул зубы, сжал кулаки и до боли, до слез в зажмуренных глазах, уперся лбом в пол. Будто пресловутый утопающий за винт «Титаника», отчаянно ухватился он за истончающуюся ниточку его связи с Абу.

Нет, нет, нет, только не это, только не это, ТОЛЬКО НЕ ЭТО!!!..

Один… я не смогу удержать купол… и двадцати секунд…

Кабуча, кабуча, кабуча, кабуча…

С паническим страхом волшебник ощущал, что после пяти минут смертоносной круговерти, в сулейманине силы оставалось как воды в решете, да и в нем самом – едва ли больше… Еще две-три минуты – и жалкие остатки защитного купола вместе с не менее жалкими останками тех, кто под ним укрывался, будут расшвыряны торжествующими стихиями по всей географии равнодушного Блуждающего города…

И вдруг…

Агафон вздрогнул – почти вскочил – и едва не потерял концентрацию.

– Ползи… сюда…

Как он желал сейчас, чтобы хоть на миг можно было отвлечься, повернуть голову, приоткрыть глаза – да хоть один! – и посмотреть, кто этот нежданный союзник…

Но новые слова рассеяли его сомнения, сменив нестройные догадки счастливым изумлением.

– На меня ползи… глухой… крыша… в дырах… улетим… он не ждет…

Масдай!!!

Но кто?..

Но как?..

Но откуда?..

Но кто, как и откуда знает, как сковывающее людей проклятье действует на разумные ковры-самолеты!?