Волшебный камень

Сергей отбивал мерзлую землю и думал, что стремление к красоте совсем не мешает этой девушке трудиться, как чернорабочему. У Вари тоже есть стремление к красоте, однако вряд ли ее можно заставить добывать руду, в которой эта красота заключена. Варя любит красоту очищенную, как ядро ореха. Вот почему с ней так трудно. Она сама как бы законченный долгим трудом образец красоты, за которым надо тщательно следить, чтобы образец не потускнел, иначе сразу пропадет всякое очарование. Если она и брильянт, то, может быть, искусственный, а еще не так давно он говорил Юле Певцовой, что у нас легко различают подделку.

Он рассердился на себя за эти мысли и сердито крикнул Христине, чтобы она поторапливалась, словно хотел сорвать на ней свое недовольство. Но странно, Христина покорно исполняла его приказы, будто и в самом деле нанялась работать в его отряде, а он-то испугался, что она сразу обидится и уйдет.

Однако к вечеру вся власть снова перешла к Христине. Девушка потребовала, чтобы Нестеров прежде всего укрепил свое жилье на случай лавины. Она сама срубила первые деревья, роняя их так, чтобы они прикрыли избушку и легли вершинами на склон. Когда шесть больших елей прикрыли крышу жилья, она воткнула топор в дерево, вытерла раскрасневшееся лицо, взглянула на Сергея и сказала:

— Жизнь начинается с дома.

И снова Сергей увидел долину как место будущего города. Увидел ровную площадку на берегу, чистые, одинаковые, как по шнурку садовода обрезанные деревья, увидел всю красоту многоцветного северного края…

Утром он хотел начинать новый шурф, но Христина потребовала, чтобы прежде всего был закончен дом. Она умело владела топором, и Нестеров должен был сознаться, что под ее руками простая охотничья изба очень скоро приняла вид настоящего жилья. Сам он торопливо выполнял указания Христины, вполне положившись на ее умение. Когда она навесила двери и прибила к ним скобу, он не мог не похвалить ее.

— Вот погодите дня два-три, тогда по-настоящему похвалите! — ответила она.

Он не понял, что Христина хотела этим сказать.

2

Весь следующий день они провели за промывкой и разборкой породы.

Пенная вода, шипя, шла по вашгерду, колотясь в деревянные стенки ящика и перемешивая, взмучивая и клубя породу, которую швырял Нестеров на качающиеся грохота. Христина, занятая этой шумной работой воды, покачивала отсадочные сита. Размельченная порода скатывалась по вашгерду вниз, где начинала делиться в зависимости от размеров оставшихся зерен. Глинистая муть и песок стекали, не задерживаясь, а галька падала через сита в определенном порядке — сначала самая крупная, в другой ящик — помельче, затем уж совсем мелкая, на которую сама Христина не стала бы обращать внимания. Но ее занимал весь этот сложный, придуманный человеком процесс отбора, в результате которого получается тот продукт для анализа, что Сергей называл концентратом.

Очищенные, отмытые, эти мелкие камешки представляли для нее особый интерес, над которым так посмеивался Нестеров. Ей все казалось, что стоит лишь повнимательнее приглядеться к этим камешкам, как она увидит алмаз. А еще больше ей хотелось постичь сложную науку поиска. Она с детства интересовалась всяким неизвестным ей делом, находя бескорыстное удовольствие не только в самих знаниях, но и в возможности помочь при случае человеку этими своими знаниями. Ей казалось, что так воспитал ее отец, что делает она это по его завету, хотя она и боялась подумать: а стала ли бы она заниматься этим делом, если бы вместо Нестерова тут копался другой человек?

Но вот промывка была окончена.

Нестеров вытащил ящики из-под вашгерда. Они были наполнены ровными разноцветными камешками, сама красота которых, казалось, должна была вознаградить их за упорный труд. Каждый ящик содержал отсеянные одинаковые зерна, и Сергей сказал, что сейчас-то и начинается самый ответственный момент — просмотр породы.

— Если бы у нас был рентген, — сказал он, — мы бы сделали это в полчаса, пропустив весь концентрат на ленте перед лучом, а теперь придется разбирать руками…

Рассказ о рентгене был, конечно, интересен, но сама Христина хотела именно своими руками перебрать камешки и поднять со стола алмаз.

Работу производили тут же, так как в избушке было темно.

Нестеров высыпал концентрат из ящика на покатый стол, пристроенный к стене избушки, и, поминутно дуя на пальцы, чтобы отогреть их, начал перебирать камешки. Он разгребал их по столешнице ровным слоем и постепенно сбрасывал в снег, бормоча про себя, как заклинание:

— Рутил, сфен, циркон, диопсид… Оливин, диопсид, гранат…

А Христина видела перед собой красные, синие, зеленые, коричневые, прозрачные, как вода, обкатанные галечки, такие красивые, что каждую из них можно было носить в кольце. И все эти такие красивые камешки Нестеров безжалостно сбрасывал под ноги, как будто они не имели ни красоты в себе, ни солнечного луча, заключенного в их твердую оболочку, какие видела в них Христина.