Волшебный камень

Теперь он все чаще злился на Палехова, который так легкомысленно отправил раньше времени все вооружение экспедиции и разогнал опытных работников. Нет, Палехов был лентяем, лодырем, вредителем, выше всего он ставил шкурные интересы, этого-то в таком маленьком коллективе, как их экспедиция, он не мог скрыть! Суслова не обманешь. Суслов и раньше понимал, почему начальник экспедиции так торопится покончить расчеты с этим районом. Но погоди же, дай только Суслову найти вольфрамит, он еще поговорит с Палеховым!

И Суслов с упорством отчаяния начинал вспоминать, как хорошо было производить разведки летом, когда он сидел в самолете, глядя на совершенные приборы. Ветер овевал его голову — они летали на «уточках», — Суслов сидел за пилотом, перед ним была приборная доска, и по движению стрелок магнитометра он мог установить, где лежит железная руда, а по другим сигналам мог определить синклинали, впадины и выпуклости горных пород, по которым проложила свои подземные ходы нефть. Он не видел сам ни руд, ни нефти, но, нанося на карту изменения, отмеченные приборами, мог затем сказать работникам наземной разведки, где с наибольшей вероятностью могут быть обнаружены полезные ископаемые…

А еще интереснее работать с сейсмографами. Можно было заложить заряд взрывчатки в месте предполагаемого нахождения ископаемого, взорвать этот заряд и проследить распространение волны взрыва по породам с такой же точностью, с какой можно наблюдать распространение кругов от брошенного в воду камня или движение радиоволн в эфире. Будь проклято честолюбие Палехова! Если бы не его недоверие к этому району, если бы не его стремление поскорее убраться отсюда, Суслову не пришлось бы брести по снегам и наледям, ночевать в лесу, дрожать от волчьего воя, мерзнуть у погасающего костра… Будь проклят сам Палехов!

Единственный человек, о котором Суслов ни разу не подумал плохо, был Иляшев. И не потому, что старик делил с ним все тяготы этого пути, нет. Суслова останавливала та странная уверенность Иляшева, которая все время держала старика в напряжении, словно совсем не Суслову, а именно ему, Иляшеву, нужна была эта руда.

Все чаще и чаще Суслов сравнивал это постоянно наблюдаемое у старика качество искателя с таким же непримиримым и страстным чувством, которое наблюдал он у Нестерова еще в те дни, когда только учился мастерству поиска. Все говорили, что Нестеров неудачливый геолог, но Суслов в те дни не поменял бы своего учителя на любого самого счастливого. И что значит счастье? Вон Палехов всегда считался счастливчиком, а какая польза от того, что ему везет? Теперь-то Суслову было понятно, что Палехов никогда не брался за трудные дела, а Нестеров — за легкие. Что же такое счастье?

Чем ближе подходили они к Красногорску, тем реже становились городища, а может быть, старик пропускал их, разуверившись в своих поисках. Израненные ноги болели все сильнее, идти становилось все труднее и труднее. Однажды старик ласково разбудил его утром, сам осмотрел раны на его ногах; отыскал кедровой смолы, сварил какое-то вонючее лекарство, напоил геолога и заставил его пролежать весь день.

В этот день он с каким-то особым уважением расспрашивал Суслова, куда и как употребляется металл, который они ищут, дорого ли он стоит, и очень удивился, когда услышал, что стоит он много дешевле золота.

— К чему же ты такие муки терпишь? — вдруг спросил старик.

И во второй раз, как в селении, где он писал письмо Варе, пожалел себя Суслов. Но оттого что старик удивился его силе, геолог вдруг начал быстро и бестолково рассказывать Иляшеву поразительные истории разных открытий, каждая из которых была, как казалось ему, во сто раз труднее и горше их собственной.

Растроганный заботой старика, обогретый теплом костра и человеческим участием, съев сытный обед — хотя уже давно никакая еда не могла вполне насытить его, — оборванный и грязный, Суслов говорил об открывателях, чувствуя, как охватывает его зависть к ним, пусть ценой нечеловеческих усилий, но все-таки добившихся цели.

Вдруг Иляшев сказал:

— Завтра идем домой.

Сначала Суслов не понял. А когда до него дошел простой и ясный смысл сказанного, он вскочил, топнул больной ногой и злобно закричал:

— Как домой?

— Болен ты, — пояснил Иляшев.

— Ну нет! — рассвирепел Суслов. — Ты же знаешь, наверно, еще не один десяток таких мест, где твои предки жили. Пока все не обойдем, не вернемся! Слышишь?

Старик упрямо покачал головой и сказал:

— Дурак вышел на дорогу и нашел кошелек. Подумал дурак, что кошельками вся дорога усыпана, и шел по ней до тех пор, пока не умер с голоду. Мы тоже дураки. Но если дурак посреди дороги одумается, он глуп только на ту половину, которая позади осталась.

Суслов ругался, грозил остаться на привале и умереть, но Иляшев был непреклонен. Утром он повернул к Красногорску, словно у него в руках был компас. Суслов сверился по карте — они шли домой.