Роника нервно поднялась на ноги и обошла кухню. Лишь для того, чтобы вновь вернуться за стол. За стол, который она собственноручно накрыла. В честь гостьи она собиралась зажечь две длинные свечи отменнейшего белого воска. На стол была постелена скатерть – сплошное плотное кружево цвета сливок, и на эту скатерть Роника выставила свой лучший фарфор и столовое серебро. Подносики изысканных пирожных соседствовали с обширными блюдами, где горками лежали подкопченные устрицы и свежие овощи в горьком соусе. Была приготовлена и бутылочка дивного старого вина… Великолепное угощение должно было показать, как она уважала свою посетительницу. А подчеркнуто домашняя обстановка – ибо нет в доме уголка укромнее кухни – должна была напоминать им обеим о давнем уговоре защищать и оберегать друг дружку. Нервными движениями Роника принялась перекладывать серебряные ложечки, и без того разложенные в безукоризненном порядке… Ах, глупость какая! Она ведь не впервые принимает у себя представителя торговцев из Дождевых чащоб. Они приходили к ней дважды в год все то время, что она была замужем за Ефроном. Сегодня просто был самый первый раз со дня его смерти. И все. И все!
…И первый раз, когда она не сумела целиком собрать потребную плату.
В небольшой, но тяжеленькой шкатулке с золотом недоставало двух мер. Целых двух мер. Роника собиралась сама заявить об этом, не дожидаясь вгоняющих в краску расспросов. Заявить – и предложить включить эти меры в следующую выплату. С процентами, конечно. Что, в конце концов, она могла еще сделать? И что могла сделать ее посетительница? Частичная выплата все же лучше, чем вообще никакой. И торговцам из чащоб ее золото было гораздо нужнее всего прочего, что она способна была предложить.
Так она, по крайней мере, надеялась.
Она ждала стука в дверь – и все равно вздрогнула, когда он прозвучал.
– Добро пожаловать! – откликнулась она, не вставая, впрочем, чтобы открыть.
Зато быстро задула все, кроме одной, свечи, озарявшие комнату. Этой последней свечой она растеплила свечи на столе – и тоже погасила ее. А потом накрыла язычки пламени нарядными колпачками из чеканной латуни. В них были прорезаны отверстия в форме листочков – по стенам комнаты заплясали фигурные отсветы.
И только тогда, удовлетворенно кивнув, Роника отворила дверь.
– Добро пожаловать под мой кров, – сказала она. – Входи и будь здесь как дома.
Эта формула приветствия была данью старой традиции, но голос Роники согревала ненаигранная приязнь.
– Благодарю, – отвечала женщина из Дождевых чащоб.
Войдя, она огляделась и явно одобрила интимную обстановку и приглушенный свет. Она стащила с рук мягкие кожаные перчатки и отдала их Ронике. Потом откинула капюшон, прикрывавший ее волосы и лицо. Роника прямо встретила ее взгляд. Ни единый мускул не дрогнул у нее на лице.
– Тебе следует подкрепиться после долгого путешествия. Не откажешься разделить со мной угощение?
– Премного благодарна, – ответила новопришедшая.
Две женщины церемонно присели во взаимном поклоне.
– Я, Роника Вестрит из семьи торговцев Удачного, рекомых Вестритами, ныне говорю: добро пожаловать в мой дом и за мой стол. Я помню и чту как древнейшие уговоры, некогда связавшие Удачный с Дождевыми чащобами, так и наше частное соглашение, касающееся живого корабля под названием «Проказница» – детища обеих наших семей.
– А я, Каолн Фьестрю из семейства торговцев Дождевых чащоб, рекомых Фьестрю, принимаю твое гостеприимство. Я помню и чту как древнейшие уговоры, некогда связавшие Дождевые чащобы с Удачным, так и наше частное соглашение, касающееся живого корабля под названием «Проказница» – детища обеих наших семей.
Гостья и хозяйка выпрямились, и Каолн испустила шуточно-преувеличенный вздох: ну наконец-то с формальностями покончено. Что до Роники… «Какое счастье, что при встрече приходится отдавать дань традициям и произносить это приветствие. Иначе я нипочем не узнала бы Каолн».
– Что за чудесный стол ты приготовила, Роника. Хотя, сколько уже лет мы встречаемся – и по-другому ни разу еще не бывало!
– Спасибо на добром слове, Каолн. – Роника немного помялась, но все же сказала то, что собиралась сказать, ибо смолчать означало сфальшивить из жалости: – В этом году я ожидала увидеть Нелин…
– Моей дочери, – тихо ответила Каолн, – больше нет.
– Мне так жаль, – с искренним сочувствием отозвалась Роника.
– В Дождевых чащобах женщинам приходится нелегко. Впрочем, как и мужчинам.
– Пережить собственное дитя… я знаю, как это тяжко.
– Да. По счастью, прежде своего ухода из жизни Нелин осчастливила нас тремя детьми. За это мы будем долго помнить ее. И воздадим ей должную славу.
Роника медленно кивнула. Покойница была единственным ребенком в семье. Большинство жительниц Дождевых чащоб и единственного-то выжившего ребенка почитали за великое счастье. Так что Нелин со своими тремя в самом деле должна в святцы войти.
– Я приготовила вино для Нелин, – сказала Роника. – Ты, сколь мне помнится, предпочитаешь чай. Сейчас я поставлю чайник, а вино… возьми его, пожалуйста, с собой.
– Ты слишком добра, Роника.