…Он вовсе не имел в виду настолько грубо отталкивать ее прочь – все получилось само собой, и Янтарь вскрикнула в голос, свалившись на камни. Он слышал, как она силится отдышаться. Дождь лил с небес бесконечным потоком.
– Ушиблась? – мрачно осведомился он некоторое время спустя.
Он постепенно успокаивался и сам чувствовал это.
– Нет, не ушиблась, – ответила она тихо. И прежде чем он успел извиниться, сказала: – Прости меня. Я-то думала, что ты… деревянный. У меня, ты понимаешь, дар чувствовать дерево. Я только прикасаюсь к нему – и могу сразу сказать, как в нем изгибается волокно, где оно тоньше, где толще. Вот я и решила, что, прикоснувшись к твоему лицу, сумею угадать, какими были твои глаза. Касаясь тебя, я думала, что обнаружу просто дерево, а ты… Мне не следовало… Прости меня. Пожалуйста, прости.
– Да ладно, – отозвался он вполне серьезно. – Я тоже не со зла так тебя отшвырнул. Я совсем не хотел сбивать тебя с ног…
– Я сама виновата. Ты правильно сделал, что меня оттолкнул. Я…
И она опять замолчала, и единственным звуком в целом мире остался шум дождевых капель. К нему примешивался только плеск волн. Этот плеск постепенно делался ближе: начался прилив, вода поднималась. Женщина вдруг снова подала голос.
– Давай поговорим, – предложила она.
– Как хочешь, – отозвался он неловко.
Эта женщина… он совершенно не понимал ее. Она доверилась ему без страха, впервые увидев. А теперь между ними, кажется, намечалось нечто вроде дружбы. Совершенный к подобному не привык, и подавно – чтобы все происходило так быстро. Ему сделалось страшновато. Но гораздо страшнее была мысль о том, что вот сейчас она уйдет прочь и никогда не вернется. Он попытался найти в себе самом какие-то крохи доверчивости. Но что он мог ей предложить?
– Ты, может, внутрь заберешься, чем под дождем-то торчать, – пригласил он ее. – Я, конечно, только что не на боку здесь валяюсь. И там, внутри, нисколько не теплей, чем снаружи… Но хоть дождь за шиворот не течет.
– Спасибо, – отозвалась она. – Обязательно заберусь, и притом с большим удовольствием!
Часть третья
Зима
Глава 20
Цапуны
На побережье Внешнего прохода совсем немного гаваней, достойных так называться, а уж безопасных среди них – и того меньше. Одна из немногих называется Закоулок. Туда совсем не просто войти, особенно во время отлива, но коли справишься, то попадешь в совсем неплохое местечко, где корабль и команда вполне могут отдохнуть денек-другой в благолепии и тиши.
В большинстве портов Внешнего прохода беспощадно метут жестокие зимние шторма, которые налетают с Дикого моря и порою неделями громыхают о берега страшнейшим накатом. Поэтому разумный капитан, держащий в эту пору курс на юг, на всякий случай старается брать мористее[65]
и далеко обходит внешние банки побережья. Иначе корабль может выбросить на берег и в щепки расколошматить о скалы.Вот и Зихель, капитан «Жнеца», нипочем бы не рискнул идти на стоянку в Закоулок – если бы не случилось так, что запасы питьевой воды на борту оказались подпорчены и даже луженые матросские желудки больше не могли ее принимать.
Не было бы счастья, да несчастье помогло! И команде достался вечер благословенной свободы на берегу. Там ждали их доступные женщины. И пища, не пересоленная коком. И вода, в которой не плавала зеленая слизь…
Трюмы «Жнеца» были заполнены до отказа. Бочки заготовленного мяса громоздились одна на другую, кипами лежали увязанные шкуры, во всех углах стояли кадушки с перетопленным или засоленным жиром. Богатая добыча, доставшаяся нелегким трудом! Команде было чем по праву гордиться! Ко всему прочему – они управились быстро: корабль покинул Свечной, свой родной порт на юге, всего пятнадцать месяцев назад. И понятно, назад корабль шел гораздо быстрее, чем в начале плавания – на север. Наемные матросы рассчитывали на честно заработанную прибавку к жалованью. Охотники и свежевщики вели свои отдельные счета, в которые никто не вникал. А бывшие заключенные из долговых ям знали: теперь только бы дожить до конца плавания – и на берег они сойдут свободными людьми.
Эттель, корабельный юнга, поистине отличился, заработав себе помимо жалованья еще и пай, полагавшийся свежевщику. Это привлекло к нему повышенное внимание любителей игры в кости (а таких в команде было немало). Застенчивый парнишка, однако, упрямо отказывался играть на свой будущий заработок. Ко всеобщему изумлению, он также наотрез отказался перейти к охотникам и свежевщикам насовсем, предпочтя остаться обычным матросом. И сколько бы к нему ни приставали с расспросами – дескать, почему так, – юнга лишь усмехался и пояснял:
– Да ну их! Моряк, он и есть моряк, он в любую сторону на корабле может пойти. А эти только и делают, что каждый год на север таскаются. Я там разочек побывал – и хватит с меня!