Никогда еще крохотная каюта не казалась ему такой тесной. Чтобы добраться до врачебного сундучка, пришлось перегнуться через ее ноги. Все же он дотянулся, вытащил необходимое и бросил на койку подле нее. Поднес поближе фонарь. Альтия вздрогнула, когда он начал ощупывать ее голову и раздвигать густые темные волосы, пытаясь найти кровоточащее место. Кровь, кстати, продолжала лениво сочиться. Он сразу перепачкал пальцы и сказал себе: «Такие раны всегда обильно кровоточат. Я давно это знаю. Я ни о чем не волнуюсь!»
Но волновался. Причем совершенно безбожно. И в особенности оттого, что взгляд у Альтии был нехорошо рассредоточенный…
Он предупредил ее:
– Волосы выстричь придется.
Он ждал, что она примется возражать, но она лишь пробормотала:
– Валяй… если надо.
Он пристально посмотрел на нее:
– Так сколько раз тебя огрели?
– Дважды… кажется.
– Расскажи, как это было. Вообще расскажи все, что помнишь.
Она стала говорить. То связно, то не очень. Он тем временем взял ножницы и принялся выстригать волосы около раны. История, которую излагала Альтия, не давала ему повода гордиться собственной сообразительностью. Скорее наоборот. Все сходилось на том, что на них с «юнгой Эттом» с самого начала положили глаз цапуны. И если бы не счастливая случайность, сидеть бы им сейчас обоим в темном трюме «Резвушки» да, пожалуй что, в кандалах…
Рана, которую он обнаружил у Альтии в волосах, была с его мизинец длиной. Кожа отставала от черепа, если потянуть за косичку. И кровь продолжала слабо сочиться даже после того, как он отчекрыжил изрядное количество прядей по сторонам. Он вытер все тряпочкой.
– Придется зашивать, – сообщил он Альтии.
Ему все больше плохело и от последствий отравы, и от мысли о том, что вот сейчас придется протыкать иголкой ее кожу. По счастью, у Альтии, похоже, тумана перед глазами было еще больше, чем у него самого. Зелье, подмешанное цапунами им в пиво, действовало на совесть.
Щурясь на мерцающий желтоватый свет фонаря, он кое-как продел в кривую иголку тонкую нитку. Пальцы, огрубевшие от мозолей, едва ее осязали. Ко всему прочему нить была скользкая. «Сколько лет я штопаю одежду и чиню паруса? Значит, и тут справиться должен».
– Сиди смирно! – предупредил он ее, без особой, впрочем, нужды.
И опасливо приставил острие иглы к ее коже. «Надо протыкать неглубоко, а то потом будет не вытащить». Брэшен слегка надавил на иглу. Игла и не подумала втыкаться, лишь сдвинула весь кожный лоскут. Он надавил сильнее.
– Ой! – вскрикнула Альтия. И отшвырнула его руку. – Ты что там творишь?
Она повернулась и свирепо уставилась на него.
– Я же сказал тебе. Рану надо зашить.
– А-а… – И добавила, помолчав: – Я, верно, прослушала. – Она потерла глаза, потянулась к затылку, чтобы осторожно пощупать. Жалобно проговорила: – Кажется, действительно шить надо… – Крепко зажмурила глаза, потом попробовала проморгаться. И посетовала: – Ни тебе как следует проснуться, ни сознание потерять! В тумане каком-то плаваю, чтоб его…
– Дай посмотрю, что у меня там найдется… – И, припав на колено, он снова начал рыться во врачебных припасах. – Да они годами лекарства не покупали! – проворчал он недовольно. Альтия заглядывала в короб через его плечо. – Половина коробок вовсе пустые. Травы, которым положено быть бурыми или зелеными, аж посерели от древности. А плесенью-то воняет…
– Может, так и положено, чтобы воняло? – предположила она.
– Понятия не имею.
– Дай я сама посмотрю. Я на «Проказнице» всегда покупала снадобья, когда мы причаливали. – И она оперлась на его спину, чтобы получше рассмотреть содержимое короба. Посмотрела на свет несколько пузырьков и отставила их в сторонку. Открыла крохотный горшочек и неодобрительно сморщилась от незнакомого запаха. Вновь закрыла крышечку. – Ничего полезного, – вынесла она приговор. И плотнее устроилась на койке. – Ладно, шей так, а я буду держать. Постараюсь не очень вертеться…
– Погоди-ка, – проговорил Брэшен без особой охоты.
Дело было в том, что он приберег кусочек циндина. Не очень большой кусочек, но все-таки способный скрасить ему какой-нибудь особо мерзопакостный день. Он вынул его из кармана куртки и смахнул приставшие крошки. Он показал кусочек Альтии и разломил его надвое, пояснив:
– Циндин. Поможет проснуться… и подбодрит. Смотри, как это делается.
И он сунул катышек за губу, придавив языком. Во рту разлилась знакомая горечь. «Да… Если бы не вкус циндина, я бы, может, ту пакость в пиве и распознал». Гадать было все равно без толку. Он отодвинул циндин подальше от уже полученного и саднившего ожога.
– Сначала будет очень горько, – предупредил он Альтию. – Это из-за полыни, которую туда добавляют. Чтоб соки в тебе быстрее бежали.
Она с большим сомнением взяла предложенный кусочек и положила в рот. Сморщилась… потом стала ждать, глядя ему в глаза. И спросила:
– Жжет… так и положено?
Он кивнул:
– Крепкое зелье попалось. Двигай его во рту, не держи на одном месте подолгу.
Выражение лица девушки начало постепенно меняться, и Брэшен почувствовал, как по его собственной физиономии расползается ответная улыбка.
– Ну как? Ничего?