Волшебный корабль

Альтия негромко рассмеялась.

– И быстро подействовало…

– Так же быстро и кончится. Честно говоря, я не сталкивался, чтобы он кому-нибудь навредил… Если только прямо на вахте не начинали жевать.

Было видно, как неуклюже с непривычки она двигает горький катышек за губой.

– Мой отец всегда говорил, что люди балуются циндином в ущерб сну. И потом заступают на вахту, а у самих глаза слипаются. Если же действие циндина еще продолжается, моряки делаются слишком самоуверенными и только и делают, что понапрасну рискуют… «Рисковые ребята весь корабль губят». Он любил это повторять…

– Я помню, – сказал Брэшен. – Пока ходил на «Проказнице», Альтия, ни разу не прикасался к циндину. Я слишком уважал твоего отца и не пробовал его обмануть.

Они помолчали. Потом Альтия вздохнула:

– Ладно… Шей, что ли.

– Сейчас. – И он снова взял в руки нитку с иголкой.

Девушка следила за ней глазами. Уж не слишком ли пробудил ее циндин?

– Тесно тут у меня, – пожаловался Брэшен. – Вот что, ложись-ка на койку и поверни голову. Вот так, очень хорошо…

И он присел на корточки рядом с койкой. Так действительно было лучше: он мог видеть, что делает… ну, почти. Он снова промокнул слабо сочившуюся кровь и вынул из раны несколько прилипших волосков.

– Теперь держи кожу… Нет, не так, а то я тебе пальцы к затылку пришью… Давай покажу. – Он расположил ее руки так, чтобы было удобнее шить, а его собственное запястье вовсе не случайно мешало ей подглядывать за его работой. – Ну, терпи. Постараюсь побыстрее управиться.

– Лучше шей тщательно, – попросила она. – И туго не затягивай. Просто чтобы края сошлись. А то потом они знаешь как вспучатся?

– Попробую… Я, знаешь, никогда прежде не пробовал. Зато много раз видел, как это делается!

Альтия снова передвинула во рту циндин, и Брэшен последовал ее благому примеру. Вот она стиснула челюсти… И он начал шить. Он старался не думать о боли, которую поневоле ей причиняет. Лишь о том, чтобы сделать все по возможности тщательней. Вот ему удалось наконец проколоть кожу… ее пришлось плотно прижимать пальцем к черепу, продергивая иглу. Самым сложным оказалось протащить нить. Звук при этом раздавался такой, словно она должна была вот-вот рассечь кожу. Очень неприятно. Альтия крепко сжимала зубы. Каждый очередной стежок заставлял ее содрогаться, но она так и не вскрикнула.

Когда все было готово, он завязал последний узелок и обрезал излишек нити.

– Ну вот, – сказал он Альтии и бросил иглу в сторону. – Можешь отпускать. Посмотрю хоть, что получилось.

Ее руки сползли на койку. У нее все лицо было в поту. Брэшен критически осмотрел шов… Не шедевр, конечно, а впрочем, кожа держалась. Он удовлетворенно кивнул.

– Спасибо, – тихо поблагодарила она.

– Это тебе спасибо. – Наконец-то он выговорил то, что давно следовало сказать. – Я у тебя в долгу. Если б не ты, сидел бы я сейчас как миленький в трюме «Резвушки».

Наклонился и поцеловал Альтию в щеку. Он никак не ждал, что ее рука обовьет его шею, а вместо щеки его рот натолкнется на ее губы. Брэшен потерял равновесие и вынужден был ухватиться за край койки… но поцелуя не оборвал. Ее губы отдавали циндином. Ее рука лежала на его шее, и это прикосновение пьянило не менее самого поцелуя.

Как же долго к нему никто не прикасался вот так…

Наконец они оторвались один от другого.

– Так… – проговорил он, чувствуя себя дураком. – Давай, что ли, голову тебе перевяжем.

Она медленно кивнула.

Он приготовил полоску материи и вновь склонился над ней.

– Это все циндин, – пробормотал он виновато.

Она передвинула катышек за губой.

– Может, и так. Мне лично все равно…

Койка была очень узкая, но все же Альтия исхитрилась подвинуться – она приглашала его лечь рядом. Вот она вновь коснулась его, и от ее руки шел такой жар! Брэшен вздрогнул и покрылся гусиной кожей. Она звала его…

Он кашлянул, поперхнулся и в последний раз попытался соблюсти осторожность:

– Нам не стоило бы… Это небезопасно…

Она вздохнула:

– А что на этом свете безопасно?

Он стал неуклюже расшнуровывать на ней рубашку. Под рубашкой обнаружилась повязка, скрывавшая груди. Брэшен размотал ее и начал целовать мягкие, острые холмики. Какая все-таки она была худенькая… И пахло от нее морской водой, паклей и всем, из чего состоял груз «Жнеца». Но при всем том Альтия оставалась такой теплой и женственной, исполненной желания – и желанной… И он втиснулся к ней на узкое, неудобное и слишком короткое ложе. Ее темные глаза показались ему бездонными. От циндина – или просто по природе своей? Еще его удивило, что у такой резкой на язык девушки оказались такие ласковые и податливые губы. И даже когда взаимное наслаждение достигло предела и она сомкнула зубы на его обнаженном плече, удерживая рвущийся крик, – даже эта боль показалась ему сладостной.

– Альтия… – тихо выдохнул он ей на ушко между их вторым и третьим соитием. – Альтия Вестрит…

Он не просто назвал ее имя. Он дал имя целому миру немыслимых ощущений, который она открыла ему.