Волшебный корабль

Он ушел, не сказав больше ни слова.

Проказница все не могла разобраться в своих чувствах к Уинтроу. Она была, без сомнения, рада, что он снова с нею. Но радость проистекала из себялюбия, и она это хорошо понимала. И то, что он отверг и бросил ее, а она все равно ему радовалась, — это было унизительно. «Где моя гордость?…» — спрашивала она себя. Ибо в тот же момент, когда он объявился на ее палубе — грязный, измученный, полубольной от отчаяния, — она тотчас возобновила свою связь с ним. Буквально ухватилась за него и за все, что было в нем от Вестрита, — только так она могла снова стать самой собою… И, действительно, ей сразу стало гораздо лучше. От него истекала определенность, некое подтверждение ее личности. Раньше она этого не осознавала. То есть она знала, что они с ним накрепко связаны, но всегда думала об этой связи как о «любви», так ценимой людьми. А теперь… теперь она была не уверена. И даже задумывалась, а не было ли какого зла в том, что она так за него цеплялась, черпая из него ощущение собственной личности. Может, это-то он всегда в их связи и чувствовал? И от этого-то и пытался сбежать?…

Жуткое было состояние — так отчаянно в ком-то нуждаться… и одновременно гневаться на то, что подобная нужда существует. Проказница не желала жить этаким паразитом, чья полноценность зависит от другого. И она решила выяснить отношения: прямо спросить, не оттого ли Уинтроу от нее бежал, что видел в ней… духовного кровососа. Она очень боялась, что он скажет ей: да, это правда, ты только берешь у меня, ничего не давая взамен!.. Но, как ни было ей страшно, она все же собиралась задать этот вопрос. Потому что она обязана была знать. Знать, есть ли у нее своя собственная жизнь и душа? Или она… всего лишь тень мертвых Вестритов?…

…Она дала Кайлу Хэвену еще несколько минут сроку. Но он так никого и не послал к двери Уинтроу.

Невыносимо!

Проказница еще раньше заметила, что груз в трюмах был распределен не вполне равномерно. Оно и понятно: команда в первый раз грузила на борт людей. Неравномерность была небольшая, с нею вполне можно было примириться… но можно было и не примиряться. Она вздохнула… а потом слегка переместила свой вес. И начала крениться на правый борт. Немного, очень немного… Но Кайл был в некоторых отношениях капитаном не из последних. А Гентри — очень даже хорошим старпомом.

Кто-нибудь из них обязательно обратит внимание на крен. Придется им перед отплытием пересортировать груз… Тогда-то она им и устроит крен на левый борт. И, может, даже якорь по дну немножко протащит… Проказница хмуро смотрела вдаль, на берег. Растущий крен превращал белые башни Джамелии в тусклую скорлупу выеденных яиц. Она переваливалась с боку на бок вместе с естественной качкой, усиливая ее, делая заметнее…

Она ждала.

Они сидели вместе в просторной затемненной кухне… «А ведь когда-то мне здесь нравилось», — подумала Кефрия. В детстве она очень любила приходить сюда с матерью. В те дни Роника часто устраивала застолья для близких друзей, и ей доставляло особое удовольствие самолично готовить еду, которую она собиралась подавать гостям. Когда наступал такой день, кухня наполнялась жизнью… Мальчишки, ее братья, играли в кубики, устроившись под громадным деревянным столом. А она забиралась на табуретку и следила, как ее мать смешивала пряности, готовя маленькие мясные рулетики… И помогала Ронике чем могла: чистила крутые яйца, вынимала из коричневых шкурок слегка распаренный миндаль…

Все кончилось после Кровавого мора. Иногда Кефрии казалось, будто вместе с братьями умерло все, что было у них в доме веселого, солнечного и простого. Уж во всяком случае, веселых дружеских застолий больше не было точно. Кефрия не могла припомнить, чтобы ее мать готовила деликатесы, как раньше, или вообще подолгу проводила время на кухне. Теперь, когда им пришлось почти отказаться от служанок, Кефрия иногда бралась за готовку… Но Роника — нет.

Однако сегодня был особенный день. Они с матерью пришли на кухню, когда начали удлиняться вечерние тени. Дальнейшее, с точки зрения Кефрии, смахивало на жутковатую пародию тех добрых старых времен. Вдвоем с Роникой они что-то чистили, резали, кипятили и помешивали, обсуждая при этом выбор чая и вин, решая, насколько крепкий варить кофе и какую скатерть расстелить на столе… Они почти не строили предположений, с какой стати семья Фьестрю пожелала именно сегодня их посетить. Выплата, сроку которой оставалось еще несколько дней, лежала наготове в крепком ящичке у порога… О том, что письмо Кефрии осталось без ответа, они вообще предпочитали не упоминать. Хупрусы — это не Фьестрю; какая тут может быть связь? Да никакой… скорее всего…