Волшебный насос

– Куда-а-а-а?! Кто пустил? Ты с ума, что ли, сошла?!! А ну марш отсюда!

Меня водворили в гущу толпы, а там уже кто-то, не помню кто, крепко схватил меня за руку и отвел в сторону.

– Наташ. Иди в учебный театр. Все туда идут. Пожар. Репетиции не будет.

В учебном театре Гурвич, увидев меня, подошел и, приобняв, сказал:

– Олег погиб. Держись.

А что «держись»?! Олег мне, в общем-то, и другом-то не успел стать. Просто хороший человек.

Он выбросился с последнего этажа. Разбился. Светлая память тебе, Олег!

Глава 3

Потом я часто говорила, что мой театральный опыт был для меня как служба в Военно-морском флоте в плавсоставе. Три года срочной службы. Даже больше получилось. Я торчала в театре с утра до глубокой ночи. Как моя мама все это вынесла, мне не понять. Телефонов мобильных тогда не было еще, и я звонила с вахты о том, что еду домой. А ехать на метро минут двадцать, потом идти от метро к остановке минут десять, и потом на автобусе еще полчаса. И часто бывало так, что на остановку я приходила далеко за полночь, когда автобусы уже едут в парк. Иногда меня подбирали сердобольные водители и даже, изменяя свой маршрут, подвозили прямо к дому, чтобы такая симпатичная девушка не попала в неприятную историю.

В театре меня прозвали «Малая», «Дочь полка», «Мелкая». Я была самая молоденькая и самая хорошенькая, разумеется. Но про хорошенькую я тогда не знала. Имела массу комплексов, но была искренне влюблена во все, что окружало меня, и во всех, кто окружал. Однако же народ театральный оказался довольно-таки жесток. Подшучивали надо мной похлеще, чем в пионерском лагере. Зубная паста на щеках и пододеяльнике – это детский лепет по сравнению с тем, что отчебучивали взрослые дяди и тети – артисты. А я была, конечно, совершенно ребенком и переживала все эти дурацкие нападки весьма болезненно. Выковывался характер.

Вы, может быть, помните, или слышали, что в школе в советские времена была заведена такая добрая традиция, что, когда празднуется чей-то день рождения, именинник приносит в класс торт или конфеты и всех угощает. Так вот, в один из обычных репетиционных дней, зайдя в гримерку, я обнаружила веселую компанию наших артистов во главе с директором театра, жадно уже доедающими тортик, по всей вероятности, очень вкусный. Все оживленно болтали, и обстановка выглядела, мягко говоря, не рабочей.

Я пришла вовремя и была удивлена происходящему. Почему все собрались раньше назначенного времени?! А надо заметить, что по совместительству я еще подрабатывала помрежем и была ответственна за своевременную явку артистов. Тут же информация о сборище с тортом каким-то образом прошла мимо меня. Судя по всему, вкуснятины мне не досталось, и я имела вид весьма растерянный.

– А это что? День рождения, что ли, у кого? – промямлила я.

Директор, человек лет тридцати, весьма амбициозный, с блеклыми глазами навыкате, имени которого я уже не помню, взглянув на меня строго, воскликнул:

– Малая! Да ты что?! Еще не поздравила Гришу?! Мы уже торт доедаем, а ты, значит, не в курсе? Ты помреж или кто?! А ну-ка быстро исправь ситуацию!

Ахнув, я побежала искать Григория Гурвича. Его не было ни в кабинете, ни в холле. Оставалось посмотреть в зале. Так как, побегав по коридорам, я оказалась снова близко к гримерке, то самый быстрый путь в зал лежал через сцену. Туда я и устремилась.

Выскочив из темноты кулис на подмостки, я зажмурилась и невольно заслонилась рукой от бивших прямо в глаза лучей рампы. Подойдя к краю сцены, я всматривалась в зал в надежде найти режиссера. Но слепящий свет застил все, и я просто крикнула в темноту:

– Григорий Ефимович! С днем рождения! – искренняя радость почему-то так и выплеснулась наружу. Голос мой звенел, а сердце подпрыгнуло высоко-высоко, как теннисный мячик.

– Простите, что не поздравила вас раньше! Желаю вам…

Но не успела договорить, как из бездны зрительного зала строгий голос Гурвича закричал сердито:

– Почему на сцене посторонние! Кто позволил?! В чем дело?! Малая?!!

Посрамленная, я скрылась в кулисах. Надо ли уточнять, что слезы сдерживались стоически. Обида душила и оглушала.

Помню только, что я стремительно пробежала сквозь кулисы, мимо гримерок и артистов, через вестибюль театра и забилась в предпоследний ряд зрительного зала, в самый темный уголок, где уже позволила себе размазать слезы по щекам и пожалеть себя.

Не знаю, сколько прошло времени, пока глухой шум обиды утих, как я ощутила на плече чью-то теплую руку.

– Малая! Девочка! Ты… знаешь что?! Э… пф-пф… Ты, когда станешь великой актрисой, пф-пф… не забудь пригласить меня на свой спектакль! Хорошо?! Договорились?!

Гурвич крепко пожал мое плечо, погладил по голове и быстро зашагал к выходу.

Глава 4