Утром Жанна вновь почти решилась уехать.
Она вытащила сумку, которую убрали в шкаф, и одежду принялась складывать, радуясь, что этой одежды немного. Ей было совестно, что она, Жанна, вот так сбегает, но совесть совестью, а дальше находиться в доме было невозможно.
В конце концов, она же сразу сказала, что только на выходные…
– Сбегаешь, – Алиция Виссарионовна вошла без стука. – Слабохарактерная, как твой папаша.
– Оставьте его в покое!
Алиция Виссарионовна не услышала.
– Так и не набрался духу позвонить мне. Твоя мамаша была слишком упряма, а он… Я ведь предлагала ему деньги, и неплохие…
Она вошла, ступала медленно, подволакивая левую ногу, и на трость опиралась, и выглядела больной, бледной, если не сказать – серой.
– Очень неплохие деньги… Мог бы устроиться в этой жизни, и все были бы счастливы.
– Все или вы? – Жанна бросила в сумку платьице, купленное в прошлом году на распродаже. Тогда платьице показалось ей миленьким, но теперь она почти ненавидела его и другие свои вещи за то, что они были дешевыми.
Старуха же села на стул и, вытянув трость, ткнула ею в мягкий бок сумки.
– Я была бы счастлива. И твоя матушка, полагаю, когда очнулась бы от этого… любовного дурмана, тоже поняла бы, что я желаю ей исключительно добра. Сядь. Побеседуем.
И Жанна присела.
– Мне не о чем с вами говорить. Мне ваши деньги не нужны.
– Неужели? – Конец трости забрался в сумку. Алиция Виссарионовна разрывала вещи, вытягивая то одну, то другую. – Тебе нравится твоя жизнь? Которая от зарплаты до зарплаты? И сама эта зарплата, больше на подачку похожая? Ее ведь хватает еле-еле… И никакого отдыха, никакого просвета, никаких маленьких радостей, вроде приличного белья… ладно, белья… но посмотри, что за уродство на тебе надето! А обувь? Ненавижу неудобную обувь!
– Вы пришли сюда, чтобы сказать мне это?
– Я пришла сюда, – Алиция Виссарионовна оставила в покое сумку, – чтобы удержать тебя от очередной глупости. Кирилл – хороший мальчик. Воспитанный. Умный. С характером, что важно… Он сумеет тебя обеспечить…
В этом Жанна не сомневалась ни на секунду.
– Сватаете?
– Почему нет? – Кажется, Алиция Виссарионовна в сватовстве не усматривала дурного. – Или ты, как и твоя матушка, готова жизнь угробить за-ради великой любви? Жанна, не будь дурой. Любовь пройдет, останется привычка и человек, с которым как-то нужно будет уживаться. С Кириллом ужиться легко. Вы всегда сумеете найти компромисс…
– Что вам от меня надо? Скажите прямо.
– Прямо? – Алиция Виссарионовна оперлась на трость. – Хорошо. Кирилл – славный мальчик, но не из нашей семьи. Он не может быть наследником. Но иных наследников, кроме него, я не вижу.
– И вы тоже хотите, чтобы я вышла за него замуж?
– Тоже?
– Кирилл предложил.
– Я же говорю, славный мальчик. Сообразительный. – Алиция Виссарионовна улыбнулась, и от улыбки ее Жанне сделалось не по себе. – Но ты отказала?
– Я сказала, что подумаю.
– Значит, не настолько глупа, как мне показалось вначале.
Очаровательный комплимент.
– Деточка, – Алиция Виссарионовна откинулась на спинку стула и поморщилась, – уж прости, но времени у меня осталось не так много, чтобы тратить его на всякие глупости, вроде вежливой лжи. Ты и вправду сперва показалась мне недалекой девицей того самого курячьего склада, который я терпеть не могу.
– Какого, простите, склада?
– Курячьего, – любезно повторила Алиция Виссарионовна. – Есть такие… особи, которые к виду человеческому относятся исключительно формально. А на самом деле по состоянию души являются обыкновенными курами, у которых все мечтания сводятся к тому, чтобы найти петуха поярче и курятник потеплей. Ольга такая…
– Послушайте! – Жанна поднялась, не зная, чего больше хочет, выставить назойливую старуху вон, что вряд ли получится, или самой сбежать. – Как вы… Почему вы такая?
– Какая? – Алиция Виссарионовна приподняла бровь.
– Вы и в самом деле не понимаете?
– Расскажи.