– Крестьяне, – поправил Гийом. – Впрочем, не столь уж важно, как их называть… Ты вот полагаешь их чернью, но вместе с тем, дорогой мой друг, разве не эта чернь дает хлеб, который ты ешь, и золото, которое ты столь щедро тратишь? Не эта ли чернь возделывает твои земли? Растит для тебя зерно и скот? Не только для тебя… для всех них. И не эта ли чернь умирает на этой войне? Их бьют и англичане, и бургундцы, и наши благор-р-родные рыцари…
– Предлагаешь пожалеть?
– Предлагаю подумать для разнообразия головой, раз уж Господь в мудрости своей посадил ее на твои плечи. Что будет, если вся эта, столь презираемая тобою чернь встанет на сторону англичан?
– Рыцари…
– Рыцарей сотни. Крестьян – сотни тысяч… и да, ты думаешь о солдатах, но откуда они берутся, как не из черни?
Все-таки, когда Гийом вот так улыбался, Жилю становилось не по себе.
И… и он прав?
Чужую правоту непросто признать, тем более такую, но крестьян и вправду много больше, чем рыцарей. И Жиль не настолько наивен, чтобы недооценить ярость черни. Ему случалось усмирять и бунты… Конечно, десяток оружных солдат с легкостью управлялся с сотней… но не с тысячей.
– Вижу, ты не так туп, как остальные, – с удовлетворением произнес Гийом, кивая кому-то в толпе придворных. – Они все думают, что Господь наделил их властью, не понимая, что власть эта иллюзорна. Они кичатся цветами родовых гербов, а уже завтра их знамена падут в грязь…
Гийом замолчал.
Странный человек. Опасный. Интересный.
Пожалуй, Жиль мог бы согласиться с ним еще в одном: в презрении к королевскому двору, при котором собралось множество людей, совершенно пустых, способных лишь на то, чтобы славить истинного короля. Он же с готовностью принимал лживые их клятвы и уверения в преданности.
А что ему еще оставалось?
– Правда в том, что ныне в войне наступило опасное равновесие. – Гийом извлек из кармана нефритовые четки. Тощие его пальцы перебирали бусину за бусиной, и те сталкивались друг с другом, издавая сухой костяной звук. – Мы не способны одержать победу. И у англичан не хватает сил одолеть нас. Да, за ними Париж, но… Париж – еще не Франция.
Гийом вновь замолчал. Ему случалось прерывать беседу и замирать, погружаясь в собственные мысли, чтобы спустя минуту или две продолжить разговор.
– Нужно оружие.
– У нас оружия достаточно…
– Ты не прав, друг. Я не о мечах, я о таком оружии, которое… народ – это сила, но пока никто не использует эту силу себе во благо.
– Предлагаешь отправить армию из крестьян под стены Орлеана?