Волшебный шкаф (СИ)

— Расскажи, пожалуйста. Может, если ты выговоришься, не будешь так злиться и согласишься пойти со мной. А я потом целую неделю буду гордо ходить и говорить: «Вот какая я проницательная и умная, что смогла найти и привести его обратно», — Аделька улыбнулась, Женька тоже, но все равно сказал:

— Глупо рассказывать.

— А ты попробуй. Вдруг не глупо.

— Ну. Хорошо. Я ее ненавижу. Все. Конец.

— А почему? Почему ты ее ненавидишь?

— Она эгоистка, — сказал Женька.

— И в чем этот эгоизм проявляется?

— А это не видно? Ходит такая, строит из себя бедную страдалицу. «Вот, у меня умерла дочка. Жалейте меня». Противно. Бесит просто. И главное все ходят и жалеют ее, и пытаются вернуть к жизни, а она такая: «Нет, я не хочу жить, бросьте меня». Комедию ломает, у самой что-то с Джеком, какие-то мутки, мальца на воспитание взяла, еще с этим идиотским котом подружилась, и заодно, как я понял от Ханса, решила стать героем, который обязательно победит злого колдуна, спасет и дочку, и мамочку этого мальчонки, попутно, как это бывает во всех идиотских фильмах, узнает обо всех своих скрытых способностях, о которых она сейчас и знать не знает, а если скажут — будет противоречить. Идиотизм. А теперь, как на меня вы все смотрели. Помнишь, когда я не хотел в шкаф лезть, на нее кричал. Как сказал Джеку, что все равно не верю в волшебство и во все эти сказочные счастливые концы. Мелкий противный младший брат, который не верит в магию, Фома не верующий, который плюет на весь мир, хотя сам ничего не стоит.

— Ну, а разве это не так? — сказала она больше для иронии. Женька уловил эту иронию.

— Все так. И мне даже было бы все равно, если бы Лавли не было. Она меня так бесит, так раздражает. Я ее так ненавижу. Она еще вся такая, мол, это мой брат, я не хочу его стеснять, я понятия не имею, что в мыслях этого подростка, но не буду ему мешать, потому что я вся такая благородная, а, может, мне просто пофиг на него.

— Ну, может быть.

— Ну, может быть? — переспросил Женька. — А вот и нет. Знаешь, почему? Потому что она ошибается во мне. Она считает, что я похож на родителей, что я всегда отстранялся от магии. А это ложь. Мы были с ней очень похожи, верили в волшебство, чудо и всякий такой бред. И мы были очень дружны.

— Но я думала, что Лавли и ты были друзьями только совсем в раннем детстве, ну, то есть, когда ты ребенком был, у вас же такая разница в возрасте. Да и не такими уж и лучшими друзьями.

— Наверное, она тоже так думает. Но это не правда. Я знаю ее лучше, чем кто-либо на свете, потому что я всегда был с ней рядом, всегда. Просто теперь она это забыла. Знаешь, она ведь не просто верила в волшебство. Она была волшебницей, может быть, одной из самых последних на нашей планете. Я ее спросил нарочно, где она работала раньше и что делала. А она не могла ответить, потому что не помнит, потому что забыла. Она забыла, как была ведьмой и продавала в магазине магические предметы, которые сама же делала. А я ей часто помогал. И я помню, как она встретила своего первого мужа, этого уродца. И как я его ненавидел, а потом этот скотина ее бросил, когда узнал, что у них будет ребенок. Он, наверное, и не сожалел о смерти Авроры, потому что не любил ее. А я любил. Любил, души в ней не чаял. Помогал сестре о ней заботиться. Я любил их двоих, безумно любил. А она и не помнит.

— Почему она все забыла? — сказала Аделька. Теперь у нее было такое серьезно выражение лица. Было какое-то сожаление, ей было жаль Женьку.

— А ты как думаешь?! — риторический вопрос. — Одно событие. Аврора умерла. И Лавли не могла этого выдержать. Знаешь, что она сделала? Что она сделала с собой, и со мной, со всеми? Ее сердце разрывалось от боли, и она позволила ему разорваться, — тут темп рассказа увеличился, если до этого это был рассказ спокойным голосом, то теперь это были эмоции. — Она разорвала себя на части, чтобы не чувствовать боли, чтобы забыть обо всем этом. И когда на следующий день я пришел, чтобы ее успокоить, она уже не была расстроена, она просто не поняла, зачем я пришел, потому что забыла, что мы были друзьями, забыла о волшебстве, о магии, забыла себя, забыла боль. Ее удивлял только один вопрос — откуда эта пустота в душе? Хм… Действительно, откуда! Это уже не от боли утраты, это от того, что она потеряла частицу себя. Эгоистка! Ей же на всех наплевать, кроме себя, она не думала о том, как всем вокруг будет больно от этого, она думала, чтобы только ей было не так больно. Она думала только о своей боли. Она даже уже не думала об Авроре. Что Аврора? Ей не больно, она уже мертва, и ей там хорошо на небе. А вот Лавли плохо. Она теперь хочет ее вернуть, и вернуть она хочет ее для себя, только для себя. Понимаешь? А, знаешь, кто виноват в этом? — этот последний вопрос он сказал уже совершенно спокойно.

— Я не знаю, — ответила Аделя, мышцы на голове у нее сжались, как и сердце. Тяжело было все это слышать, тяжело чувствовать чужую боль.