— Да, сначала я думал, что получится обойтись без драм и просто хорошо провести время.
— Но потом слух дошел и до меня, — продолжаю я. — Ты узнал об этом, но продолжал приезжать.
Я замечаю, что он с трудом сдерживает улыбку.
— Думаю, все решилось в тот момент, когда ты произнесла слово «взаимоприемлемый». — Он кладет руки на середину стола ладонями вверх.
— Точно, так все и было. — Я прикрываю их сверху своими. На сердце у нас обоих становится легко.
— И еще ты даешь мне отличную скидку, — говорит он, улыбаясь, как мальчишка.
— Ах, так вот почему ты продолжаешь со мной общаться? А если я выставлю полную цену?
Он откидывается на спинку дивана, и я понимаю, что он размышляет, дразнить меня дальше или нет.
— Тогда, видимо, придется платить, как и все.
Я поднимаю бровь.
— Значит, дело все-таки во мне?
Он проводит большими пальцами по моим костяшкам.
— Да, видимо, дело все-таки в тебе.
Глава тринадцатая
Я пристегиваюсь, и Калеб заводит мотор. Выезжаем с парковки перед закусочной, и он говорит:
— Теперь твоя очередь. С удовольствием послушал бы историю о том, как
— Я? — отвечаю я. — О, у меня всегда все под контролем.
Я шучу, и он догадывается об этом — вижу по его улыбке.
Мы молча выезжаем на шоссе. Свет фар встречных автомобилей бьет в глаза, и я перевожу взгляд на внушительный силуэт Кардиналз-Пик, возвышающийся над городом. Потом смотрю на Калеба и вижу то его силуэт, то счастливое лицо в свете фар; и вдруг — в очередной раз, когда мимо проезжает машина, — замечаю тревогу на его лице. Неужели он думает, что теперь я начну относиться к нему иначе?
— Я так много чего тебе рассказал, — произносит он.
— Что можно использовать против тебя? — спрашиваю я.
Он не отвечает, и я немного огорчена: неужели он думает, что я на такое способна? Может, мы оба слишком плохо друг друга знаем и потому сомневаемся?
— Я никогда не сделала бы ничего подобного, — говорю я. Теперь ему решать — верить мне или нет.
Мы проезжаем еще километра полтора, и лишь тогда он отвечает:
— Спасибо.
— Мне кажется, тебе не раз ставили в упрек то, что произошло, — замечаю я.
— Поэтому я и перестал говорить людям правду, — отвечает он. — Пусть верят во что хотят. Надоело объяснять. Единственные, кому я что-то должен — Эбби и мама.
— Мне ты тоже не обязан был рассказывать, — замечаю я. — Можно было бы…
— Я знаю, — перебивает Калеб. — Но тебе я хотел рассказать.
Остаток пути мы проводим в тишине, но я надеюсь, что ему стало легче. После честного разговора с друзьями, каким бы он ни был тяжелым, я всегда чувствую, что на душе полегчало. Это потому, что я доверяю им. А Калеб может довериться мне. И если его сестра говорит, что готова простить его, какие могут быть обиды с моей стороны? Тем более что я знаю, как сильно он обо всем сожалеет.
Мы сворачиваем на парковку у елочного базара. Иллюминация в виде снежинок по периметру выключена, но фонари горят — мы оставляем их включенными по соображениям безопасности. Свет в трейлере не горит; шторы задернуты.
— Пока ты не уехал, — говорю я, — есть еще кое-что, о чем мне нужно знать.
Не глуша мотор, он поворачивается ко мне.
— Ты поедешь к Эбби и отцу накануне Рождества?
Он опускает голову, но на его губах появляется улыбка. Он знает, что я задаю этот вопрос потому, что не хочу, чтобы он уезжал.
— В этом году Эбби приедет к нам, — отвечает он.
Мне совсем не хочется скрывать свою радость, но все же делаю над собой усилие, чтобы не запрыгать от счастья.
— Я рада, — отвечаю я.
Он смотрит на меня.
— К отцу я поеду на весенних каникулах.
— А ему не одиноко будет в Рождество?
— Конечно, немного, — отвечает он. — Но теперь, когда Эбби живет с ним, хочешь — не хочешь, а без праздничного настроения никуда. В эти выходные она тащит его за елкой.
— Вихрь, а не девчонка, — говорю я.
Калеб смотрит вперед.
— Я планировал, что в следующем году мы будем готовиться к празднику вместе, — говорит он, — но теперь не знаю. Мне кажется, я не захочу уезжать отсюда до самого Рождества.
— Из-за мамы?
С каждой секундой, проходящей в молчании, я чувствую, как почва все больше уходит у меня из-под ног. Неужели он пытается сказать, что хотел бы остаться из-за меня? Мне хочется спросить его — и надо бы спросить, — но я трушу. Если он скажет «нет», я буду чувствовать себе дурой, что осмелилась предположить такое. А если «да», придется рассказать ему, что в следующем году все может быть совсем иначе.
Он выходит на прохладный ветерок и подходит к моей двери. Берет меня за руку и помогает выйти. Несколько секунд мы стоим совсем близко и держимся за руки. В эти мгновения я понимаю, что еще ни один парень не казался мне таким близким. Хотя мне и осталось здесь совсем недолго. Хотя я и не знаю, вернусь ли сюда на следующий год.
Я прошу его приехать завтра. Он обещает быть. Отпускаю его руку и иду к трейлеру, надеясь, что тишина успокоит мой мятущийся разум.