Амулет-крышка поднялся еще выше, к самому потолку комнаты, так же легко, как колючка чертополоха на ветру, хотя весил он больше, чем стальной шлем воина. Повинуясь жесту Повелительницы, пленник шагнул вперед. Еще жест, еще шаг.
Теперь крестьянин оказался возле чаши. Огонь внутри ее оттенял кожу пленника, и тот казался бронзовой статуей. Третий жест, и ремни, связывавшие пленника, упали на пол. Одна из дев шагнула вперед и подобрала их.
Все так же пристально глядя на крестьянина, Повелительница последний раз взмахнула рукой. Пленник наклонился вперед, погрузив обе руки в алый огонь, сверкающий внутри чаши.
Не было ни дыма, ни пламени, ни самой легкой вони сгоревшей плоти. Пленник на мгновение напрягся, словно окаменел. Его глаза и рот широко открылись. И в глотке, и в глазницах его засверкал тот же огонь, что горел в чаше. Жидкие волосы крестьянина встали дыбом.
Повелительница, довольная, грациозно привстала и прикоснулась кончиками пальцев ко лбу пленника. Тот задрожал в ответ на это прикосновение… и потом в течение двух вздохов не двигался. Когда же он выдохнул в третий раз, перед волшебницей оказалось лишь облако серебристой пыли, по форме напоминающее человека.
Повелительница опустила руки. Пальцы ее коснулись чаши. Пыль рассеялась. Облако потеряло человеческие очертания, поднялось к потолку, а потом полилось в чашу. Алый огонь внутри замерцал, начал было менять цвет, но потом, после того как Повелительница, еще раз взмахнув руками, сказала два слова, остался прежним.
Повелительница снова села, лишь мельком взглянув на амулет, повисший под потолком, и на двух дев-служанок. Ее руки и губы шевельнулись. Только потусторонние существа, обитающие в ином мире, услышали бормотание Повелительницы, учуяли запах новой жертвы.
Даже если Повелительница и в самом деле могла разговаривать с ними, сейчас она не стала этого делать. Вместо этого она шепотом отдала приказ своим девам. Те быстро преклонили перед ней колени, и она возложила руки на их гладкие лбы. Обе женщины вздрогнули с легким страхом от прикосновения своей хозяйки. Потом они поднялись с той же грацией, что и их госпожа, и вышли из комнаты.
Повелительница глубоко вздохнула. И в этот раз три слова, которые она произнесла, прозвучали без всякой мягкости. Это был приказ на языке Шема, приказ, адресованный девам, ожидающим снаружи за дверью.
— Приведите следующую жертву! — сказала Повелительница Туманов.
Глава 2
Раньше банде Конана везло. Но, когда афгулы стали подниматься по склону, лошадь одного из них пала. Неудачника этого звали Растам. Он был достаточно стар, чтобы иметь сына, который вместе с ним мог бы отправиться в набег.
А больше об этом человеке Конан ничего не знал, но и этого было достаточно для того, чтобы пожалеть о том, что Растаму придется умереть, как собаке, брошенным на милость врагов.
«Даже враг не заслуживает такой судьбы, а тем более человек, который следует за тобой» — таким был девиз Каджара, одного из капитанов туранской кавалерии. В свое время он многому научил молодого киммерийца, когда тот еще служил под туранскими знаменами.
Лошадь Растама погибла, но сам воин остался цел. Конан видел, как Растам скатился с павшей лошади, оставив на песке кровавую дорожку. Потом афгул поднялся, отшвырнув в сторону сломанный лук, и обнажил талвар.
Пыль слепила туранских всадников больше, чем Кована. Они оказались возле Растама раньше, чем увидели его. Один из коней туранцев заржал и взбрыкнул, когда афгул подрубил ему ноги талваром, потом точным ударом снес голову с плеч упавшему всаднику.
Подъехал второй туранец. Растам подскочил и сдернул его с седла. Они вместе упали на песок, а потом одновременно вскочили на ноги, но Растам успел сжать рукой шею противника и использовал его как щит, закрывшись от туранских стрел.
Афгул убил еще двух всадников и изувечил трех коней, прежде чем туранцам удалось обойти его и превратить его спину в мишень для стрел. Но даже тогда у афгула хватило сил, прежде чем умереть, перерезать горло своему живому щиту.
В это время Конан слева от себя увидел глубокую, и узкую расселину в скале. Афгулы тоже заметили ее и повернули в ее сторону. Еще один из коней беглецов пал у склона, поднимающегося к расселине. Всадник повалился вместе с конем, и хотя конь вскоре поднялся, последовав за своими собратьями, упавший афгул больше не шевелился.
Разозлившись, Конан обругал своих спутников, туранцев и самого себя в первую очередь. Перед началом Путешествия он раздал часть драгоценностей своим людям для того, чтобы потом те смогли купить верблюдов, на которых они собирались пересечь южные пустыни, держась подальше от туранских патрулей. Теперь же с каждым погибшим афгулом число драгоценностей уменьшалось.