Волшебный витраж

– А… Нет-нет. – При одной мысли об этом Таркин весь обмяк в кресле. – Я его и в глаза не видел. – Он немного посидел ссутулившись и подумал. – Да, нам нужен кто-то, кто его вразумит, – проговорил он. – Кто разберется, понимает ли он вообще, что от него здесь требуется, а если нет, все ему скажет. А если…

– Это может сделать твоя дочь, – отважился мистер Сток. – Моя племянница, – добавил он, поскольку его заявление, похоже, совершенно огорошило Таркина. – Если мы с тобой уговорим его, что ему нужен секретарь, а секретарь ему нужен, это уж наверняка – у него, небось, в университете целая толпа была, – а потом скажем, мол, у нас есть на примете подходящая барышня, как ты думаешь, выгорит дельце?

– Нечестно получается, – засомневался Таркин.

– Да нет! Она же высший класс, наша Стейси! – возразил мистер Сток. – И с работой вполне управится, так ведь?

Тут Таркина обуяла гордость, и он даже выпрямился.

– Вся в степенях и дипломах, – сказал он. – А вдруг она для него слишком хороша?

– Ну и для Конюшен она слишком хороша, – в тон ему заметил мистер Сток.

– Да, там ей точно цены не знают, – согласился Таркин. – Ладно, я с ней перемолвлюсь словечком. В понедельник – годится?

«В яблочко!» – возликовал мистер Сток.

– В понедельник так в понедельник, – ответил он.

Примерно в ту же минуту миссис Сток говорила сестре:

– В общем, ничего лишнего Шону втолковывать не надо, просто скажи ему – без него там как без рук. В доме очень нужен помощник, чтобы… ну, например, мебель двигать и вообще. А то никакого сладу с этим профессором!

– Можно, я в общих чертах изложу ему должностную инструкцию? – спросила Трикси.

– Ну у тебя и выражения, – оторопела миссис Сток. – Короче говоря, кто-то должен что-то сделать, а у меня и без того забот по горло. Вернемся к этому в понедельник с утра пораньше, хорошо?

Вот так против Эндрю и составился коварный шпионский заговор. Только, к сожалению, ни мистер, ни миссис Сток не слишком углублялись в то, каков Эндрю на самом деле и почему, собственно, Мелстон – такое странное место, и неудивительно, что все пошло совсем не по плану.

В основном потому, что в понедельник объявился еще и Эйдан Кейн.

Глава вторая

Эйдан Кейн вышел из поезда на станции Мелфорд и встал в очередь на такси. Очередь потихоньку шаркала вперед, а Эйдан вытащил старый потертый бумажник, который дала ему бабушка перед самой смертью, и осторожно приоткрыл его. Каким-то чудом в бумажнике хватило денег на билет из Лондона по половинному школьному тарифу, а еще на сэндвич с беконом и на шоколадку. А теперь в нем только и осталось, что чеки за еду – маленький за шоколадку и большой за сэндвич. Бабушка учила Эйдана никогда никого не обманывать, но положение было отчаянное.

Шаркая вместе с очередью, Эйдан снял очки и закрыл бумажник. Потом, держа очки во рту за одну дужку, он снова открыл бумажник и пошарил в нем. Да. Два чека на тонкой бумаге теперь выглядели в точности как две банкноты – в двадцать фунтов и в десять. Эйдан с минуту глядел на них без очков – надеялся закрепить достижения, – а потом надел очки обратно. К его великому облегчению, чеки по-прежнему выглядели как деньги.

– Мне… мне надо в Мелстон, – сказал он таксисту, когда подошла его очередь. – Э-э… в Мелстон-Хаус в Мелстоне.

Таксиста совсем не тянуло уезжать от станции на десять миль в поля ради какого-то мальчишки. Он оглядел немытые каштановые волосы Эйдана, грязную флиску, мешковатые джинсы и потрепанные кроссовки, бледное испуганное лицо и дешевые очки.

– Двадцать миль, – буркнул он. – Дорого.

– Сколько? – спросил Эйдан.

При мысли о том, что придется идти двадцать миль пешком, у него подкосились ноги, но, может быть, удастся спросить дорогу. Только как он узнает дом, куда ему надо? Тоже можно спросить. На это уйдет весь день. За это время его настигнет погоня.

Таксист наклонил голову, прикидывая, каких денег у этого мальчишки точно не окажется.

– Тридцать фунтов, – брякнул он. – У тебя есть?

– Да, – кивнул Эйдан. И, к своему величайшему облегчению, забрался в такси, украдкой, чтобы таксист не видел, скрестив пальцы. Таксист раздраженно вздохнул и тронулся.