Этого же периода была песня о бедном крестьянине, написанная в полутонах, необычайно мягко, с глубоким сочувствием к бедняку, вынужденному всю свою жизнь лопатой вскапывать землю. Брассанс выражает всю свою нежность к бедному люду в этой на первый слух безобидной песне, и вдруг в одной строке взрывается его революционный и мятежный дух: «Он создан природою, чтобы лить пот на чужой чернозем». И вся брассансовская горечь за батрака, отдающего жизнь чужому благополучию, выливается в песне «Мартин»:
Я привожу это стихотворение полностью, потому что меня всегда поражали эти строчки, в которых при отсутствии патетики есть взрывчатость чувств и чистота мыслей. И я не знаю в современной французской поэзии более выразительного в своей скорби и любви к народу стихотворения, чем этот брассансовский шедевр.
У Брассанса мало друзей. О том, как нелегко подружиться с ним, рассказывает в своей книге писатель Рене Фалле. Брассанс недоверчив и необщителен, но если он подружился, то уже навсегда.
Однажды Рене Фалле услышал по радио, как Брассанс исполнил одну из своих песен под названием «Зонтик», где он поет о встрече под дождем с прелестной деревенской девушкой, которую он принял под свой старый зонтик, украденный у приятеля, и довел до ее деревушки, с тем чтобы больше никогда не встретить.
Эта чистая, как весенний дождь, песенка, напетая на такую же прозрачную музыку, до того пленила Фалле, что он решил во что бы то ни стало подружиться с Брассансом. Фалле нашел его в театре «Три осла», но подкрадывался к нему медленно и терпеливо.
«Этот медведь, — пишет Фалле, — любил только мед поэзии, и вокруг этого меда мы начали есть наши первые, незабываемые кружки колбасы в моей „комнате для прислуги“, которую я занимал в те времена… И тогда это был господин без пальто, поедающий лапшу целыми кастрюлями. Он был вылитый портрет Рюи Блаза, дон Чезаре де Базана, стихи которого почти все знал наизусть…
И вряд ли есть люди, которых бы меньше, чем Брассанса, изменили слава и обеспеченность. Забытый завтра, он останется тем же, что и сегодня. Он не трогался с места из Флоримонского тупика, где спокойно провел больше двадцати лет нероскошного существования, возле Жанны и ее мужа Марселя, среди кошек, собак и птиц, среди своих пластинок и книг, без скандальных историй, обескураживая этим хроникеров…»
Так пишет Рене Фалле о Брассансе и предлагает читателю взглянуть на чудесный снимок, сделанный им же: Брассанс и чета Планше в довольно непритязательном уголке какого-то помещения, похожего на сарай, на фоне грубо сколоченной двери. Вы видите Жанну, маленькую, седую, в рабочем фартуке, эту трудолюбивую парижанку с тонкими чертами умного, вдохновенного лица. Вы видите Марселя, невзрачного на первый взгляд, честного, простого рабочего человека. Лицо его с опущенными веками так и сохранило на этой фотографии выражение обожания и преданности Жоржу, который стоит между ними. Жорж — совсем еще молодой южанин мужественной красоты, с благородным профилем и необычайными, всегда чуть удивленными, темными глазами.
Их троих спаяло драгоценное чувство верной дружбы и бесконечного уважения друг к другу. Их объединили одинаковое понимание смысла жизни, отношение к людям и чувство юмора.
Жанна Планше содержала маленькое бистро в Латинском квартале, где питались небогатые клиенты из рабочих и служащих. Здесь частенько сиживал и Брассанс с кем-нибудь из немногочисленных друзей, преимущественно земляков.