Волшебство и трудолюбие

Изображение идеалистическое! Я сам это признаю. Но если у нашего друга есть недостатки типа казарменных, то я не хочу их знать. А если они действительно существуют, то они иные, потому что он всегда окружен не заинтересованными в нем привязанностями. С ним мы не узнаем „сладкой жизни“, поездок. Мы всегда предпочитали икре „обезьянью пищу“ нашего „великого…“. Я надеюсь, что умру раньше Брассанса».

Этот этюд, сделанный с Брассанса писателем Рене Фалле, кажется мне верным, и после знакомства с его книгой многое в творчестве певца становится понятным и близким. Ведь долгое время безденежье преследовало Брассанса, и когда он начинал выступать у Паташу, служащая в раздевалке кабаре каждый раз спрашивала, где его пальто.

— Мое пальто? Но у меня его нет и никогда не было. Подумать только: она принимает меня за какого-то буржуа!.. — возмущался Жорж.

Это была подлинная богема, и в творчестве поэта это не могло не отразиться и отразилось в песне «К вам на свиданье», полной горечи и саркастической усмешки над положением влюбленного бедняка.

В этом же жанре саркастических песен, с усмешкой над положением «неудачного любовника», написана и очень любимая французской публикой песенка — «Маринетта», в которой образ героя близок по искренности своей и обаянию к Чарли Чаплину. И если «Маринетта» типична как легкая французская песенка, мелодию которой напевают между делом или насвистывают прохожие, то в репертуаре Брассанса есть песни тоже не без сарказма, но совсем в другом, не лишенном романтики стиле, который, пожалуй, можно было бы назвать «жестоким романсом».

5

Один журналист обратился к Брассансу с таким вопросом:

— Как-то вечером вы вполголоса выразили мысль, взволновавшую меня. Вы сказали: «Не дождусь смерти». Почему?

— Видите ли, — отвечал Брассанс, — мое горе в том, что я должен приспособляться к миру действительности, не зная, как найти подлинный путь. И, чувствуя себя неудовлетворенным, я иногда имею желание «выйти в отставку». Я ведь абсолютист.

Мне кажется, что Брассанс не был бы Брассансом, если б в сущности своей постоянно не поднимался за пределы обывательских понятий о благе. Быть может, он и живет поэтому анахоретом. Поэтому, как он сам говорит, ему достаточно пальцев рук, чтобы пересчитать своих друзей. Поэтому он никогда никому не сказал: «Я тебя люблю». Даже ни одной женщине!

— Я думаю, — утверждает он, — что это надо только чувствовать, но не выражать словами…

Вот на чем построены вся естественность и простота его обихода. Если в его комнате стоит стол, то это обыкновенный стол для работы, он никогда, скажем, не служил кузнечным мехом во времена оные, чем любят похвастаться модные люди нашего времени, он не был также и жерновом на средневековой мельнице, хотя Брассанс боготворит Средневековье. Брассанс спит на простой узкой кровати, и стены его комнат просто выбелены.

Передо мной три фотографии Брассанса. На одной он снят в рабочей комнате сидящим у самого края стола. Свет из окна падает на склоненный над газетой широкоплечий торс. В руке его дымящаяся трубка. На другом конце длинного стола, на плетенном из ивняка блюде, лежат персики и виноград. Возле стола простые крестьянские стулья с плетенными из соломы сиденьями. Над столом висят две керосиновые лампы с белыми абажурами. И камин с очагом, выложенным узкими кирпичными плитами, обрамлен деревянной полкой, которую украшает небольшой пейзаж маслом южного города, по-видимому Сета.

А вот еще одна фотография: Брассанс перед своим деревенским домом, стоит на мостике, перекинутом через речку, что разделяет надвое его участок. Он стоит в белой блузе, с неизменной трубкой в зубах. Атлетическая в пропорциях фигура, энергичное, доброе лицо, а ноги так твердо упираются в мостки, словно он сам их настилал и сам складывал из белого камня трехэтажный дом, с одной стороны весь увитый плющом, который сам сажал.

На третьем снимке Брассанс у себя в слесарно-столярной мастерской. Он точит на станке какой-то палаш для рубки мяса. Вокруг на стенах полки — со множеством инструментов. Видимо, эта работа дает выход его физической потенции, которая угадывается в хватке одной руки, вертящей колесо станка, и второй — направляющей лезвие палаша. И трудно поверить, что этими же пальцами виртуозно перебирает струны гитары перед массой зрителей упрямый, нелюдимый поэт-трубадур, мятежник Франции. Но с этим снимком связан эпизод, о котором речь впереди…

Вернемся к Брассансу-философу. Судя по его стихам-песням, он — атеист. Но его атеистическое мировоззрение не является плодом зрелых размышлений и убеждений. Он выступает против церкви и клерикалов не как материалист, потому что, отрицая, он ничего не предлагает взамен. Его атеизм возникает, как мне кажется, из протеста.

Мятеж — это знамя Брассанса. И мировоззрение его особенно ясно ощущается в песне «Завещание»: