– Ну как же! – слегка обиделась за своих предков Настя. – Даже фильм есть такой – про графа Шереметева и его крепостную актрису Парашу Жемчугову. Забыла, как называется... Это, между прочим, их портреты висят, вот!
– Да, что-то такое вспоминается, – небрежно махнул рукой Коля Брыкун, хотя на самом деле ему не вспомнилось абсолютно ничего. – Так, значит, все правда? Значит, не врут? Ты – на самом деле графиня, а Витька твой граф? – вдруг осознал всю важность своего открытия Коля. – Вот оно в чем дело! Графов ей подавай...
– Кому? – спросила Настя.
– Да так, кое-кому... А доказательства у вас есть?
– Доказательства чего?
– Ну... что предки ваши – графья?
– Вообще-то, кроме портретов и папиных клятвенных заверений, ничего такого нет...
– Вот видишь! – не дал ей договорить Брыкун.
– Ты же ничего не знаешь, а перебиваешь! – уже всерьез рассердилась Настя. – К нам даже из Останкина, из самого Шереметевского дворца приезжали, чтобы на портреты посмотреть!
– И что?
– Оказалось, чтобы оценить их подлинность и настоящую стоимость, картины надо было в Москву везти, а папа не дал.
– Почему?
– Сказал, что они ему и так нравятся. На графство он не претендует, а если в Москве установят, что они не имеют отношения к графу Николаю Петровичу Шереметеву, то ему будет жаль утраченной семейной легенды.
– Прямо так и не дал?
– Так и не дал!
– А они просили?
– Еще как! Говорили, что люди на портретах очень похожи на настоящего графа Шереметева и его возлюбленную Парашу, прямо один в один. Фотографии музейных портретов показывали. Действительно очень похожи.
Коля еще раз, уже с уважением, осмотрел портреты, поскреб ногтем золоченую раму, потом взглянул на Настю и заявил:
– А ты, пожалуй, того... тоже похожа...
– На кого? – хитро улыбнулась Настя.
– А на обоих! – рассмеялся Коля и почему-то сразу почувствовал, что ему сделалось скучно среди этой невыносимо музейной обстановки. – Слышь, Настюха, давай свой чай, что ли! Обещала же...
– Сейчас! – проворковала Настя и провела Колю в кухню, обставленную неожиданно современной мебелью, даже с барной стойкой, перед которой на полках пузатились и изгибались необыкновенной формы и красоты бутылки.
– Вот это да! – восхитился Коля. – Вот это я понимаю! Это мне гораздо больше нравится, чем всякие там портретики, вазочки... Красиво и, главное, удобно.
Он продолжал разглядывать удивительную кухню с кондиционером, огромным холодильником и прочими хозяйственными штучками и техникой непонятного ему назначения.
– А это что? – спросил он, показывая на нечто вроде коробочки или маленькой печки.
– А, ерунда. Тостер, – махнула рукой Настя и вытащила из навесного шкафчика белые с синим чайные чашки, а из холодильника – плетеную корзинку с пирожными. – Садись! Наливаю!
Коля осторожно опустился на белый стул с прихотливо изогнутой спинкой и протянул руку к чашке. Он не смог бы объяснить, почему чашка вдруг вырвалась из рук и плюхнулась на бок. Горячий дымящийся чай залил полстола, частично вылился ему на джинсы и с мерзким чмоканьем закапал на пол. Коля подавил вскрик, а Настя заверещала на самой истошной ноте:
– Да ты что! Надо же осторожнее! Это ведь дорогой сервиз! «Кобальтовая сетка» называется!
– Да пошла ты... со своей сеткой! – чуть не выругался нехорошими словами Брыкун, сорвал с крючочка нарядное полотенце и начал вытирать им мокрые джинсы. Потом поднял голову, потряс перед Настиным носом полотенцем и издевательски спросил: – Или полотенце тоже нельзя трогать? Может, оно коллекционное? Антикварное? Или от этого... как его... какого-нибудь модного дома?
– Обиделся, да? – поняла Настя и поспешила загладить свою вину: – Ну не сердись! Тебя тоже, наверное, дома ругали бы, если бы ты разбил красивые чашки. Разве нет?
– Возможно, – все еще сердито пробурчал Коля. – Но я же не разбил!
– Вот и хорошо! – Настя обрадовалась, что Коля сменил гнев на милость. – Подожди! Я сейчас все вытру, и мы все-таки попьем чаю. Ты только посмотри, какие пирожные! Ой, я совсем забыла! Вот тут еще и икра! – С этими словами девочка достала из холодильника тарелку с бутербродами и выскочила из кухни за тряпкой.
Коля взял с тарелки бутерброд с икрой, почти целиком засунул его в рот и заинтересовался необычной коробкой с золотыми шнурами, лежащей на широком, как стол, мраморном подоконнике.
– Это что? – спросил он Настю, ползающую по кухне с половой тряпкой. – Конфеты какие-нибудь навороченные?
– Нет... – пыхтела под столом Настя. – Мама недавно купила. Это такой альбом для фотографий. Если хочешь, посмотри, только осторожно. Вещица действительно антикварная.
Коля, как и просила Настя, осторожно вытащил из янтарного футляра альбом, покрытый тисненой кожей, и раскрыл его на первой попавшейся странице, потом перевернул еще несколько. Он оказался полон старинных фотографий, на которых в напряженных позах застыли усатые мужчины в котелках и фраках, военные в эполетах с кистями и томные дамы в огромных шляпах с цветами и вуалями.
– Кто это? – опять спросил Брыкун.
– Не знаю, люди какие-то, – ответила Настя, заново разливая чай.
– Ты их не знаешь?