Читаем Вольта полностью

У Сажа хороший ум, его даже можно назвать гением в общей физике. Он подарил мне большую меморию о причинах химического сродства, удостоенную премии Академии Древностей, и там изложены главные принципы его учения. А еще он презентовал мне другую работу под названием «Ньютонизированный Лукреций».

Нам женевец более известен под именем Лесажа.[24] Несомненно, мужественный и талантливый ученый попытался перекинуть исторический мостик между Ньютоном и его древними предшественниками Левкиппом, Демокритом, Эпикуром и Лукрецием Каром. Если бы первым атомистам дать хоть каплю сегодняшних сведений по геометрии и космографии, рассуждал Лесаж, они без особого труда открыли бы закон всемирного тяготения! Этот закон, считал он, совершенно естествен и следует из тех наглядных представлений, которые всем давно известны и которые начали оживать в XVIII веке трудами Гасенди и Бойля.

Лесаж рассуждал так: пусть Вселенную пронизывают хаотические потоки частиц, демокритовских «атомов»: они бьются о встречающиеся тела, равномерно их обжимая со всех сторон, а между двумя близкими телами (например, Землей и Луной) атомов меньше, отчего тела будто тяготеют друг к другу. Легко и просто Лесаж рассчитал силу сближения, совпавшую с законом Ньютона; гравитационная постоянная получилась принудительно из более общих представлений (скорость и плотность атомов в пространстве).

Героическую попытку Лесажа современники встретили холодно, этот скепсис сохранился до наших дней. Кому нужно наглядное обоснование закона, если и без того он успешно подтверждается на практике? — спрашивали снобы от науки. Притом подобная наглядность совершенно произвольна, откуда Лесаж взял хаотические потоки атомов? Пусть скажет, откуда и куда они летят! Помилуйте, молил Лесаж, это ж исходная гипотеза, она разумна и естественна. И если она справедлива, то и того довольно с нее, разгадают же загадку после нас уже другие. Нет, упрямились властные оппоненты, голые умозрения опасны и даже морально вредны, ибо фантазии отвлекают ученых от кропотливого добывания точных, объективных, реально существующих фактов. Ученый ползет по Природе, а не парит над ней!

Мир Лесажа нереален, говорили они, в нем все тела в итоге замрут, ибо навстречу ходу частички бьют сильнее, чем в «спину». Возможно, отвечал физик, не потому ль миры сгрудились в космосе? Но зато «Солнце, вертясь, гонит стадо планет по орбитам. Встанет оно, и планеты замрут неподвижно, чтобы упасть на свое золотое светило». Помните? Нет, Вольта не помнил.

К доводам поруганного Лесажа можно бы добавить еще один, возможно решающий. Волею судьбы, а точнее, своего разума, Лесаж оказался в стане атомистов, для которых мир стоит на трех китах: телах, пустоте и частичках, в этой пустоте мчащихся. В этом лагере немало славных бойцов, но армия противников все же сильнее. Альтернативная исходная картина выглядит так: мир якобы заполнен средой, в которой тела плавают, колышут этот «бульон» и колебаниями свидетельствуют о себе.

Книга Лесажа вышла в 1784 году и была буквально блокирована двумя работами Канта на ту же тему, вышедшими в 1781 и 1786 годах. В «Критике чистого разума» и в «Метафизических основах естествознания» кенигсбергский философ весьма общими словами нарисовал свою динамическую систему. Принципы выше материи, мысль первичнее тела, а потому, по Канту, мир наделялся движением вообще, «форономией», а говорить о пульсациях или вращениях частичек, как когда-то делали Декарт и Ломоносов, означает вульгаризм, не надо конкретности. Если на тело действует сила, это уже динамика, для философов низменная, а если взаимодействуют тела, название тому механика, что для людей мастеровых, у которых разум спит, но руки работают.

Путешествие длительностью в 33 дня заканчивалось. Южной дорогой мороз Александрию — Милан Вольта вернулся в Комо. В ноябре к Ван Бергему полетело письмо с пожеланием подготовить статью о северном сиянии. В ответ полномочный секретарь Лозаннского научного общества известил Вольту об избрании в число членов, добавив ваше письмо о горючем газе на французском языке мы уже напечатали, шлите новые работы. На этом год ушел в прошлое.

Промежуточные итоги.
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары