Volume IX: The Age of Voltaire

Таким образом, интеллектуальный бунт, который отчасти возник на почве морального отвращения к жестокости богов и жрецов, перешел от отказа от старой теологии к этике всеобщего братства, вытекающей из лучших сторон вытесненной веры. Но вопрос о том, может ли моральный кодекс, не подкрепленный религией, поддерживать социальный порядок, остался нерешенным. Он все еще с нами, мы живем в этом критическом эксперименте.

VI. РЕЛИГИЯ В ОТСТУПЛЕНИИ

Тем временем философы, похоже, выиграли свою войну против христианства. Восхитительно беспристрастный историк Анри Мартен назвал народ Франции в 1762 году "поколением, которое не верило в христианство".92 В 1770 году генеральный адвокат Сегье сообщал:

Философы одной рукой пытались поколебать трон, а другой - разрушить алтари. Их целью было изменить общественное мнение о гражданских и религиозных институтах, и эта революция, так сказать, свершилась. История и поэзия, романы и даже словари были заражены ядом недоверия. Их сочинения едва успевают опубликовать, как они уже потоком обрушиваются на провинции. Зараза проникла в мастерские и коттеджи.93

Как бы иллюстрируя этот отчет, Сильван Марешаль составил в 1771 году "Словарь атеев", который он несколько расширил, включив в него Абеляра, Боккаччо и епископа Беркли.94 В 1775 году архиепископ Тулузы заявил, что "чудовищный атеизм стал господствующим мнением".95 Мадам дю Деффан полагала, что вера в христианские чудеса так же угасла, как и вера в греческую мифологию.96 Дьявол сохранился как ругательство, ад - как шутка;97 А небо теологии было разрушено в пространстве новой астрономией, так же как оно исчезает из космоса с планетарными исследованиями нашего века. Де Токвиль в 1856 году говорил о "всеобщей дискредитации, в которую впала вся религиозная вера в конце восемнадцатого века".98

Все эти заявления были преувеличены и, вероятно, сделаны в расчете на Париж и высшие и грамотные классы. Суждения Лекки были более разборчивыми: "Антихристианская литература отражала мнения и отвечала требованиям значительной части образованных классов; толпы администраторов во всех департаментах [правительства] попустительствовали или благоприятствовали ее распространению".99 Французские массы все еще лелеяли средневековую веру как опору и поэзию своей томительной жизни. Они принимали не только старые, но и новые чудеса. Торговцы находили выгодный рынок для чудотворных статуэток Богородицы.100 Статуи и реликвии несли в процессиях, чтобы предотвратить или положить конец какому-нибудь общественному бедствию. Церкви, даже в Париже, заполнялись в великие праздники религиозного года, и церковные колокола разносили по городу свои звонкие приглашения. Религиозные братства насчитывали множество членов, по крайней мере, в провинциальных городах. "Фрер" Серван, пишущий из Гренобля д'Алемберу (1767), уверял его: "Вы будете поражены прогрессом философии в этих варварских краях"; а в Дижоне было шестьдесят комплектов "Энциклопедии". Но эти случаи были исключительными; в целом провинциальная буржуазия оставалась верна церкви.

В Париже новое движение охватило все классы. Рабочие становились все более антиклерикальными; в кафе уже давно отбросили Бога. Один дворянин рассказывал, как парикмахер, пудря ему волосы, сказал: "Видите, сударь, хоть я и жалкий скряга, но религии у меня не больше, чем у других".101 Женщины пролетариата продолжали поклоняться старому культу и с нежностью перебирали в руках свои четки. Модные женщины, однако, придерживались философского подхода, отказываясь от религии до тех пор, пока не доходили до иссушения; почти все они обращались к священнику, когда были уверены в скорой смерти. Большинство крупных салонов принадлежало философам. Мадам дю Деффан презирала этих людей, но мадам Жеффрен позволяла им господствовать на ее обедах; д'Алембер, Тюрго и Кондорсе царили вокруг Милле, де Леспинасс и Гримм председательствовали у мадам д'Эпинэ. Гораций Уолпол описал интеллектуальную атмосферу салонов в 1765 году:

Здесь есть Бог и король, которых нужно снести; ... мужчины и женщины благочестиво заняты на сносе. Они считают меня профаном за то, что у меня осталась хоть какая-то вера".102 ...Философы невыносимы, поверхностны, властны и фанатичны; они беспрестанно проповедуют, и их доктрина - атеизм; вы не поверите, как открыто. Поэтому не удивляйтесь, если я вернусь иезуитом.103

Тем не менее, Академия выбрала девять философов в свои члены в ходе четырнадцати выборов между 1760 и 1770 годами; а в 1772 году она сделала д'Алембера своим постоянным секретарем.