Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Генри уже зажгла собственную трубку и болтала с группой молодых женщин, но тут мы снова пустились в путь и увлекли ее за собой, рванув по улицам по направлению к Темзе. Билли нашел лодочника, который быстро спустил нас вниз по реке, и мы высадились в Саутворке. Здесь Билли взял меня за плечо.

– Послушай, Хеми, мой милый друг, я знаю, что эта часть города, скорее всего, не то, к чему ты привык. Не говори своим хозяевам, что мы водили тебя сюда, им это может не понравиться. Здесь не очень-то красиво. Но я знаю эти улицы так же, как свое сердце, и со мной ты будешь в безопасности.

Возможно, именно тогда я впервые подумал о сердце Билли и его содержимом.

– Он всегда провожает меня домой после театра, – сказала Генри, растягивая гласные, чем вдруг напомнила мне мисс Ангус. – А потом, если вам двоим захочется продолжить, он и дальше будет вас развращать, не сомневайтесь.

– Ах, Генри, ты ужасный друг! – прорычал Билли. И они принялись гоняться друг за другом, обнимаясь и тискаясь, и мне пришлось отвернуться.

– Возможно, мне стоит вернуться, – крикнул я им вслед, – к Ангусам. Идите без меня!

– Нет, Хеми, это твой вечер. А вот Генри от нас устала. Пойдем!

Мы веселой гурьбой направились к обиталищу Генри и Билли, которое, как мне стало ясно, вряд ли походило на то, где я проснулся накануне утром. Дома в этой части города сильно нуждались в ремонте или были отремонтированы плохо. Приходилось обходить больше отбросов и грязи, и в воздухе витал запах чего-то неописуемого, но зловонного, перебивавший все остальные.

– Здесь я вырос, Хеми, – сказал Билли, – а теперь Генри тоже здесь живет. Она может оставлять комнату за собой, когда мне нужно вернуться в море.

– Или я могу вернуться в доки.

– Ну или так.

– Но я знать не знаю ничего о тамошних моряках, Джимми. Девушкам нравится, чтобы их иногда оставляли в покое.

– Откуда тебе знать, что нравится девушкам, Генри? – И они снова принялись за свое.

Благодаря своим новым друзьям я полюбил это место. Я полюбил его загадки. Лабиринт улиц, карту в головах моих товарищей, заставлявшую их выбирать один переулок вместо другого, чтобы отыскать дорогу посреди развалившихся кирпичных домов и падших мужчин и женщин. Тем не менее вид этих бедных людей, спавших на улице, отдавался болью в моем сердце, и я не понимал и не знал, что тут поделать, так много их было. Когда я спросил об этом Билли, его взгляд затуманился.

– Это Лондон, юный Хеми. Бедняков тут столько, что ими хоть улицы мости. Что ты или я можем сделать? Я вижу это всю свою жизнь, но так и не придумал, как это изменить. Я счастлив знать, что там, откуда ты родом, все обстоит иначе. Здесь же единственное, что мы можем сделать, – это заботиться о самих себе и надеяться, что фортуна убережет нас от подобной участи.

Я кивнул. Это казалось неправильным, из-за этого сам я казался неправильным. Полагаю, мой mokopuna, в твое время такие сцены ушли в прошлое, но в мое время, когда прогресс и просвещение только начинаются, людей легко сбрасывают со счетов. И вопреки себе я позволил этому беспокойству выскользнуть у себя из рук. Что я мог сделать перед лицом такой безмерной бедности? Я убрал его подальше, в сторону, спрятал в карман, куда еще долго не залезу. Сотня шагов, и я позволил вечерним удовольствиям снова увлечь меня за собой.

Потом мы постояли у двери, прощаясь с Генри, и отправились дальше, с Билли, шагавшим впереди.

– Еще один «Джордж»! – сказал он, и мы действительно снова оказались в трактире, названном в честь одного из королей с таким именем, и Билли раздобыл еще пива для нас обоих. К тому времени для меня все было как в тумане, но мне нравилась душевность этого нового заведения, и я был счастлив просто слушать болтовню Билли – английский язык, какого я еще никогда не слышал, настоящую загадочную песнь. Билли был полон света, энергии и движения, но к исходу часа я был вынужден признать, что наши с ним силы неравны, и попросил указать мне путь домой. Билли согласился и отвел меня к мосту, откуда я был уверен, что смогу найти жилище Ангусов.

Мы поклонились друг другу, сняли шляпы и рассмеялись.

– Это начало чего-то, Хеми, – я это чувствую!

Все, что я мог делать, это смеяться и махать рукой, хотя я определенно чувствовал то же самое. Я думал, что пошел бы за Билли, куда бы он меня ни позвал.

* * *

Ночная прогулка по улицам обратно к дому Ангусов прошла самым мирным образом. В ту первую ночь меня переполняли возбуждение и усталость, но в последующие вечера это стало моим временем наедине с собой – созерцательной интерлюдией. Каждую вторую минуту своего бодрствования я находился в присутствии кого-то другого, либо изображая некую более величественную версию себя в Египетском павильоне, либо за светской беседой с Ангусами, либо в буйной праздности с Билли и Генри, при этом какая-то часть меня всегда пыталась поспеть за их выходками и доказать, что я им ровня. Но в те ночные мгновения, когда я оказывался один, я мог выпустить наружу свою тайную сущность, ту часть меня, которая была разом озадачена и очарована, и дать ей подышать на просторе.