Они двигались в мою сторону, и я наконец попал в их поле зрения. Они оба посмотрели вверх.
– Ну, надо же, не молодой ли это вождь туземцев из южных морей!
– О-о-о, а что, если он каннибал, Эрни? – Они оба засмеялись и захлопали себя по бокам. Мне тоже пришлось засмеяться, хотя я не понимал, смеялся ли я над ними или вместе с ними, потому что они смеялись надо мной.
– Как поживаете, молодой человек?
– И чем мы можем быть вам полезны? – Вскоре я понял, что они всегда говорили наперебой.
– Я хотел познакомиться с вами с тех пор, как впервые увидел афишу вашего представления. Меня зовут Джеймс Понеке, и для меня большая честь с вами познакомиться. Я никогда в жизни не видел таких маленьких людей, как вы. Очень приятно.
– О-о-о, с нами очень приятно познакомиться!
– Таких маленьких людей, как мы, никто никогда не видел.
– Вот почему на нас приходят глазеть и вот почему мы хорошо едим.
– О, хорошо. Значит, о вас хорошо заботятся?
– Кому до этого есть дело?
– Я не хочу показаться грубым. Просто один человек подошел ко мне с расспросами, и теперь мне самому хочется столько всего у вас узнать.
– Да, мы видали таких.
– Что у вас за вопросы?
– Ну, например, все ли у вас в семье такие, как вы, и счастливы ли вы на этой работе?
– Это сугубо личные вопросы, Эсмерельда.
– В самом деле, Эрни, это очень личное.
– Как думаешь, нам стоит ответить?
– Думаю, стоит, если мальчик ответит тем же. Но предлагаю сделать это за ужином из устриц и супа из угря над «Лоном русалки».
– Ах, прекрасная идея, миледи. Предлагаю отвести его в наши комнаты в «Лоне»!
– Значит, в «Лоно»!
Они оба выжидающе посмотрели на меня.
– Слово за вами, юноша!
– В «Лоно»?
Тут карлики покатились со смеху, а отсмеявшись, сказали, что настоящим названием таверны было «Хвост русалки», но, конечно же, хвост – не та часть русалки, которой интересуется большинство моряков.
Эсме с Эрни оказались прекрасной парой. Когда мы поднялись в их комнаты, они усадили меня на самый удобный стул и щедро угостили. Они объяснили, что любили подшучивать над каждым встречным, будь то состоятельный джентльмен или паршивый пес – их мишенью становился каждый, а не только я, ибо что за жизнь без шутки? Мой вечер был полон их смеха, одновременно и детского, и взрослого, вырывавшегося из одного горла. Ужин в «Русалке» был лучшим из всех, на которых мне доводилось бывать до тех пор. Странно, но карлики напомнили мне о доме, если только дело было не в одном запахе угря и постоянных поддразниваниях, заставлявших меня чувствовать себя непринужденно.
После ужина мы перебрали с портвейном и проговорили до самой ночи. Нет, они были не мужем и женой, а братом и сестрой, которые занимались этим ремеслом с тех пор, как научились ходить, и содержали обоих родителей и троих братьев и сестер нормального роста до тех пор, пока родители не умерли, а дети не выросли.
– А потом мы остались одни, только я и он, и это неплохая жизнь.
– По большей части хорошая. Особенно теперь, когда у нас есть доктор…
– Который вовсе не доктор…
– Доктор, который не доктор. До него было несколько негодяев. Невежд грабить большого ума не надо, но именно поэтому мы выучились.
– И когда мы увидели доктора с его живым скелетом и трехногой девчонкой, мы подумали, что он может оказаться хорошим человеком.
– Из-за лошади…
– Да, из-за лошади.
Они не удосужились объяснить про лошадь, но рассказали про доброту, с которой доктор ухаживал за двумя своими изначальными подопечными, которые умерли, не выдержав холодного и необычайно спертого, насыщенного миазмами зимнего воздуха.
– Конституцией не вышли, видишь ли.
– Не вынесли зимней вони и холодов.
– Боже, летом бывает и похуже.
– Но не холодно.
– Не так холодно.
– Но доктор хорошо о нас заботится. Заключает все сделки и представляет нас публике. Забирает только треть выручки.
– Меньше, чем большинство.
– Позволяет нам вести образ жизни, к которому мы привыкли, верно, женушка?
– Но теперь ему вздумалось добавить к представлению детей.
– Свадьба уже устарела. Семья – вот чего хочет публика. Миниатюрная семья.
– И часто используют детей? – У меня не было возможности задавать много вопросов. И этот вызывал лишь жалостливые взгляды.
– Всегда.
– Дети лучше всего.
– Все умиляются, а мы делаем деньги.
– На милоте.
– Миленький, как поросеночек.
– Как сосисочка.
– Как тыковка.
– Как кисонька.
– Как младенчик.
– Именно. Сладких младенчиков – вот чего им надо.
– Ой, посмотри на мальчика. Видишь, как нахмурился?
– Лоб – что вспаханное поле.
– Это от ужаса.
– Все в порядке, Индейчик. Таким образом можно жить припеваючи.
– Посмотри, как мы хорошо устроились.
Тут Эрни достал небольшой поднос со сладостями, и я оценил каждую – они настояли, чтобы я их попробовал.
– Ты можешь быть нашим другом. На время гастролей.
– Мы бываем здесь каждый год или два. И уже видели тут труппу маори.
– Нет, то были самоанцы. Или австралийские аборигены.
– Ну откуда мне знать? Мы видели таких, как ты. Я бы и сам этим занялся, будь я нормального роста, просто чтобы зарабатывать на жизнь.