Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Когда мне наскучивали Павильон со своими требованиями и строгость домашнего этикета семейства Ангусов, я рвался гулять по улицам с Билли и Генри. Они были мне кузенами, которых у меня никогда не было. Мне следовало бы быть осмотрительнее, ведь мои привязанности столько раз прерывались жизненными обстоятельствами, но я знал, что Билли – настоящий мой брат по духу, а Генри была самой чистой душой, какую мне доводилось встречать, несмотря на ее показную мужескую удаль. На самом деле я считал, что она намного ближе к мисс Ангус, чем можно было бы предположить по ее внешнему виду. Сама мисс Ангус была ко мне неизменно добра, но она была привязана к дому и принятым в нем правилам приличия, как того требовало ее положение. Я видел в ней это: маленькие вспышки энтузиазма, свидетельствовавшие об остром уме и стремлении к большей свободе, чем дозволяла ее ситуация; но чтобы вырваться за пределы отведенных ей ролей, потребовалась бы незаурядная жесткость характера. У Генри был этот стержень, и ее положение так или иначе требовало его иметь.

Я виделся с друзьями через день или два, и пока они показывали мне свои любимые места, где можно было поесть, выпить, спеть или спрятаться от окружающих, мне мало-помалу становились известны их жизненные подробности, и мое восхищение ими постоянно росло. К тому времени они уже поняли, что могло произвести на меня впечатление. Несмотря на мою любовь ко всему интеллектуальному и благопристойному, именно громкое и броское действительно наполнило меня восторгом: механические и движущиеся картинки, фокусы воображения. Панорама Колизея была только началом; мы исследовали Диораму, Космораму, Паноптикум. Иногда случались представления с участием актеров или со световыми фокусами, которые происходили на фоне великолепных изображений городов со странными названиями вроде Тимбукту или Константинополь. В «Лавке чудес мистера Шрусбери» мы увидели нечто настолько похожее на привидение, что меня вогнало в дрожь. Неужели то были настоящие призраки? Мне не верилось, чтобы люди издавали такие потусторонние звуки или изобрели способ сделать изображения такими жизнеподобными и при этом прозрачными. Я не мог избавиться от мысли, что мои умершие предки могут найти меня здесь, так далеко от дома.

Когда мы вернулись в «Джордж», Билли стал подтрунивать над тем, как меня встревожило представление.

– Это всего лишь призраки из волшебных фонарей, которые когда-то придумали для Фантасмагории![57] – заявил он, словно эти слова могли что-нибудь для меня значить. – В наше время это довольно распространенный трюк, Хеми. – И увидев, что это не развеяло мои опасения, он обхватил меня за плечи. – Я позабочусь о тебе, братец, если призраки явятся, чтобы пощекотать твою душу. – С этими словами Билли подтолкнул ко мне полную кружку.

Генри была настроена серьезнее.

– У нас у всех есть свои призраки, Билли, – сказала она. Я перестал дрожать, и Билли подавил ухмылку. Обычно Генри не был свойственен такой тихий, задумчивый тон.

– О моем Билли знает, – продолжила она. – Мой отец всегда рядом, хотя я больше не вижу и не слышу его и не чувствую его запаха. Он умер, когда я была совсем малявкой, лет семи или восьми, вроде как второй по старшинству из двух сестер и трех братьев. Мать говорит, что ему было пора умирать, просто пришло его время. Но мне кажется, что она так говорит, только чтобы было не так горько, ведь у него же была семья, которая только начала расти, как же ему могло быть пора? Наверное, Бог просто такой жестокий. Сплошь и рядом такое встречается, верно, Билли? Младенцы оказываются на улицах.

Ее слова напомнили мне собственное детство, которое теперь казалось таким далеким.

Тогда Генри нам все рассказала. В ее голосе была настойчивость, запрещавшая нам ее прерывать. Словно раз уж она началась, ее история должна быть доведена до конца. Билли наверняка уже слышал ее, но он сдерживался, чтобы не нарушать повествование. Думаю, тогда я наблюдал его в самом неподвижном состоянии из возможных.

Мистера Джонни Лока сгубила какая-то напасть, по счастью, не тронувшая ни детей, ни их мать. Что-то в легких. Что поделать, если работа кэбмена зачастую выгоняла его на улицу по ночам, дышать дымом и дрожать от холода. Остальным членам семьи повезло: миссис Лок умела орудовать иглой, и это позволяло ей оставаться дома с детьми. Двое старших были девочками, и это означало, что она могла обучить их сдельной работе, и они могли заботиться о трех маленьких мальчиках, пока она сама выполняла заказы. Генриетта помогала с шитьем одежды и постельного белья, но талант ее старшей сестры оказался развит не по годам: швы у Мэри выходили такими аккуратными, что миссис Лок намеревалась отдать ее в подмастерья к модистке, потому что с такими пальцами можно было отлично заработать на жизнь. В сравнении со стежками сестры стежки Генриетты выходили неуклюжими.