Воображаемый друг

– Посмотри вон туда, – шипела миссис Коллинз. – Видишь табличку над дверью? отделение экстренной помощи «коллинз». Коллинз – это я. Если моей матери прямо сейчас не предоставят место в палате, знаешь, что там будет написано завтра? «сдается в аренду».

Мать Кристофера сильно сомневалась, что миссис Коллинз отдает себе отчет в происходящем. Она почему-то вспомнила Марию-Антуанетту, когда ее «диета для сладкоежек» не получила поддержки. Два здоровяка поднялись со своих стульев. Направились к миссис Коллинз. Их места тут же заняли старики.

– Вам бы надо очередь занять, уважаемая, – обратился один из них к миссис Коллинз.

Миссис Коллинз бесстрашно испепелила взглядом обоих.

– А вам бы надо на свои средства больницу построить, – рявкнула она.

По залу прокатился ропот. Никто не знал, чего ждать.

Мать Кристофера чувствовала, что их гнев разносится эхом. На секунду она задумалась, действительно ли эхо умирает или мы просто перестаем его слышать? Как собачий свисток. Его волны всегда рядом. И нас обволакивают. Постоянно.

– До чего ж меня бесят такие стервы… – бросил все тот же верзила.

Сын миссис Коллинз, Брэйди, подошел вплотную к тем двоим. Габаритами он был втрое меньше, но от злости сделался бесстрашным.

– Оставьте в покое мою мать! – потребовал он.

После этих слов в комнате повисло изумленное замешательство, воспользовавшись которым охранники увели семейство Коллинз из растревоженного улья в уютную, чистенькую палату. Когда не стало главного раздражителя, люди начали выплескивать злобу друг на друга. Раздосадованные мужчины вернулись на свои места и согнали оттуда пожилых людей. В том числе и женщин. Те уселись на пол и стали бесцеремонно разглядывать молодых мамочек с больными детьми. И в открытую их осуждать. Мол, надо лучше за детьми смотреть. Матери стали огрызаться в ответ.

– Сама роди, а потом указывай, как мне детей растить.

– Не смейте хамить моей жене.

– А ты сядь – или тебе помочь?

– Телевизор сделайте погромче.

– Нет, потише. Задолбало это дерьмо про Ближний Восток.

– Тут же дети, придержите язык.

– А что ты мне сделаешь, старый?

Весь зал кипел злостью – прямо как Джерри.

Подъехала машина, и фельдшеры скорой помощи вкатили носилки с мужчиной, которого ночью жена полоснула по горлу хлебным ножом. Потом сама же перевязала рану кухонными занавесками и вызвала службу спасения. Его ноги дергались в жутких конвульсиях. Мать Кристофера невольно попятилась, стараясь заслонить сына от этого чудовищного зрелища. У сына не спадала температура и продолжался бред.

– Она тут. Что? Ладно.

– Потерпи, Кристофер, – шептала ему мать. – Доктор нас примет. Обещаю.

Стоя в углу, она ничего не упускала из поля зрения. Держа на руках сына, ждала, не освободится ли где-нибудь стул. И отказывалась себя жалеть.

Жалость долго не продержится. В отличие от человека.

Вместо этого она старалась думать о том, в чем ей повезло. Взглянула на телеэкран – и поблагодарила судьбу, что находится не в лагере беженцев на Ближнем Востоке. Чтобы на десять часов перенестись в душный зал ожидания, где стоят автоматы с закусками, эти люди отдали бы все.

Их, наверное, не покидало ощущение конца света.

Глава 58

Папочка.

Когда зазвонил телефон, шериф не сразу сообразил, давно ли в очередной раз отключился. После поездки в Лес Миссии такое состояние не отступало. Обойдя строительную площадку фирмы Коллинза, он вернулся в управление. А там сменил черно-белую патрульную машину на «Форд» – пикап – так же привычно, как Фред Роджерс[58], возвращаясь домой, менял лоферы на кеды.

Вот только шериф отправился не домой.

Глаза слипались, но он заставил себя отвезти старые инструменты, найденные в Лесу Миссии, своему приятелю Карлу в Питтсбург. Можно было, конечно, доверить это помощнику, но что-то подсказывало: дело не терпит отлагательств.

Голос, условно говоря.

На обратном пути шериф, сам не зная зачем, припарковался у больницы Милосердия. Где некогда сказал слова прощания девочке с накрашенными ноготками. Она погладила его по руке и сказала «папочка». Не сводя глаз с чахлой елки, как будто из старого мультфильма про Чарли Брауна, он потерял счет времени.

И незаметно уснул.

Бог предает смерти, папочка.

И проснулся совершенно разбитым. Вначале списал такое состояние на грипп, но ведь ничего же не болело. Не крутило живот. Гланды не распухли. Хрень какая-то, а не грипп. Не бывает такого, чтобы от гриппа кожу жгло, словно каленым железом, а всему организму – хоть бы хны. Ну разве что крошечный волдырь вскочил на тыльной стороне ладони, но зудит как черт.

В общем, шерифу сейчас хотелось одного: притащиться домой и рухнуть в койку. В свое время дед подсказал ему лекарство от всех болезней. «Хлопнуть скотча, завернуться в пять одеял и как следует пропотеть. Десять часов помучиться – и все как рукой снимет».