Воображаемый друг

Кристофер почувствовал, как его ноги на миг оторвались от земли. Он попытался балансировать, как циркач-канатоходец. Только его канат был натянут не по горизонтали.

А по вертикали.

Кристофер зажмурился и вообразил, как минует ветку. Затем другую. Взбирается по дереву с помощью воображения, а не рук. Он видел, как взмывает над деревьями. Которые с высоты похожи на пышные зеленые облака. Луна полная, яркая, голубая. Ночное небо полно звезд. Космос безгранично простирается вширь и вглубь, как время, у которого нет начала и конца. Бездонный космос – это океан, а земля – спасательный плот. Шлюпка. Звезды не падают. Они неподвижны.

Звезды умирают.

Мысленным взором Кристофер посмотрел перед собой вверх и увидел, как Дэвид летит к поляне. Кристофер представил, как ступнями касается верхушек деревьев. И бежит по ним, как по воде. Набирает скорость. Листья осыпаются у него под ногами, словно лепестки. А по телу крадется жар, как шепот.

Дэвид Олсон…

Дэвид Олсон… боится.

Кристофер почувствовал, как впереди Дэвид падает. В точности как птицы, которых Джерри подстреливал в воздухе. Только Дэвида сбила не пуля.

А что-то такое на поляне.

Кристофер открыл глаза и, чтобы спрятаться, погрузился в древесные кроны. Передвигался он медленно, с ветки на ветку. Под ним, на тропе, слышалось какое-то движение. Топот. Шепотки. Кристофер направился к краю поляны и остановился. В поисках хоть каких-то знаков присутствия Дэвида он окинул взглядом лесную почву, но лишь обнаружил в грязи отметину от его падения. Несколько следов. А дальше ничего. Кристофер задрал голову – посмотреть, не взлетел ли Дэвид заново.

Вот тогда он и увидел.

Сначала Кристофер недоумевал: что это у него перед глазами. Слишком уж часто приходил он на поляну – все здесь примелькалось. Вот поросшая травой тропинка. Четкий круг. И старое высохшее дерево, как будто скрюченная артритом рука.

Дерево-то никуда не делось.

Но вымахало до гигантских размеров.

Высотой с два небоскреба: один на другом.

У основания дерева в стволе была вырезана дверь. С большущей дверной ручкой и замочной скважиной. По бокам выстроились сотни почтарей – несли караульную службу. Дабы ничто не вырвалось из этой двери. Или не прорвалось в нее снаружи. Уж не тюрьма ли тут? Что это за место?

Кристофер затаил дыхание. Он отыскал глазами домик на дереве, которой построил вместе с Тормозом Эдом, Майком и Мэттом. Но такой оказался там не один. На гигантских сучьях болтались сотни других домов, каждый – как висельник в петле. Как подвесной скворечник. Как колода для злого пчелиного роя.

Приглядевшись, Кристофер почуял нутром, что бывал здесь и раньше. Все шесть дней он находился в такой вот дуплянке. Его царапали. Шепотом увещевали. Согревали, как младенца в инкубаторе. Как яичко, из которого вот-вот вылупится птенец.

Знаешь, где ты находишься?

Глава 90

41,3°

биИп.

Мать Кристофера сидела у постели шерифа, глядя через коридорное окно на своего беспомощного сына, лежащего в палате напротив. У него плавились мозги. Охрана и санитары пытались ее не впускать. Или не выпускать Кристофера. Она уже не понимала.

Внутри этого напряженного молчания шериф и Эмброуз оставались рядом с ней. Их мысли метались. Смерти прекратились. Зато люди сходят с ума от этого гриппа. На самом-то деле не из-за гриппа. А из-за нее. В воображаемом мире немало детей. Дети что-то строят. Строят на протяжении сотен лет. Их домики на дереве соединяются. И тот, что построил Дэвид. И тот, что построил Кристофер. Должно же быть какое-то объяснение.

– Что на этот счет сказано в дневнике? – слабо спросил шериф.

Мать Кристофера резким движением раскрыла дневник и пробежала глазами страницы.

– Мы прочли его от корки до корки. Ничего, – ответила она.

– Ни слова о том, что люди перестали умирать, шериф. Ни слова о других детях, – подтвердил Эмброуз.

– Разреши, я взгляну, – попросил шериф.

Мать Кристофера передала ему дневник. Когда шериф перелистывал выцветшие, ломкие страницы, кожаный переплет слегка потрескивал. Она слышала, как в пакет для внутривенного вливания капает раствор морфина.

Кап. Кап. Кап.

Шериф листал страницы, выхватывая глазами главное, как умеют профессионалы. Через несколько минут он посмотрел на Эмброуза.

– Дэвид был развитым парнишкой, верно?

– Еще бы, – сказал Эмброуз.

– Тогда почему же у него такой скверный почерк? Как-то это не стыкуется.

Вернув дневник матери Кристофера, шериф закрыл глаза и снова погрузился в сон. Она не сводила с него глаз. Тело изможденное, хрупкое. Какие силы сейчас вступили в игру, она не представляла, но шериф определенно находился здесь не без причины. И Эмброуз тоже. И она сама. Мать Кристофера опять взялась за дневник Дэвида Олсона.

Кап. Кап. Кап.

Изучала его вдоль и поперек. Но не вчитывалась в слова. А только рассматривала почерк. Тревожный, нервный.

значит, я вСе же бог.

Кап. Кап. Кап.

– Мистер Олсон, у Дэвида всегда был плохой почерк?

Эмброуз призадумался, нахмурил брови и помотал головой.

– Нет, – ответил он. – Почерк ухудшился с потерей рассудка.