Воображаемый друг

Мать Кристофера со стуком задвинула ящик. Нюни распускать нельзя. Уж во всяком случае сегодня. Когда столько дел. Нужно посидеть в теплой кухне, глядя в окно на зимний холод. И вспомнить сына маленьким мальчиком, который ее боготворил. А не взрослым парнем, который взирал на нее с тем же презрением, с каким она когда-то смотрела на свою мать.

Все эти события прокручивались у нее в голове, как старая виниловая пластинка, которую заело на последних аккордах. И ни туда ни сюда. Доводилось ли ей, кстати, бывать тут прежде? Разве не сиживала она в одиночестве у окна этой теплой кухни, надеясь, что он придет с холода? Разве не договаривалась с почтальоном, чтобы тот доставлял ей письма до порога? Надеялась. Молилась. Чтобы хоть раз получить конверт без штампа «возврат по адресу отправителя». Хоть одно письмецо, написанное рукой взрослого сына. Мам, прости. Мам, я знаю, как тебе было тяжело. Мам, ради меня ты поставила крест на собственной жизни, но я тебя не осуждаю. Я тебя понимаю. И для маленького мальчика ты до сих пор – героиня.

Спрятав лицо в ладони, мать Кристофера зарыдала. Всхлипы отдавались эхом от кухонных стен, и ей на миг показалось, что даже слезы падают со стуком, как деревья в лесу, где никто этого не слышит.

Тук. Тук.

Мать Кристофера встрепенулась. Сердце екнуло. Она бросилась в прихожую. В свое время во входной двери была сделана прорезь для почты – ходить до почтового ящика на тротуаре стало уже невмоготу. Или это Джерри запретил ей выходить за порог одной? Что-то она подзабыла.

– Кто там? – спросила она.

Но почтальон не ответил. Он никогда не отвечал. А просто бросал почту в прорезь, как школьник – записочку, и шел себе дальше. Она даже лица его ни разу не видела.

Рухнув на колени, мать Кристофера сгребла рассыпанную по полу корреспонденцию. Перебрала книжные купоны, разные каталоги – и наконец обнаружила то, что искала. Ее надежды и мечты привычно застряли в горле. Перевернув конверт, она прочла:

«возврат по адресу отправителя»

Из-за ее слез конверт расплывался. Как от стариковской катаракты. Почему в подобных случаях ей вспоминался какой-то старик? Взяв себя в руки, она поднялась с колен, пытаясь сохранять последние крохи достоинства. Пошла на кухню, выдвинула ящик. И уже собралась бросить очередное поленце в костер своего житейского краха, чтобы затем подняться в спальню и прилечь, надеясь хотя бы сегодня не увидеть тот кошмарный сон, в котором родной отец Кристофера закалывает сына ножом.

Но что-то ее остановило.

Она еще раз посмотрела в окно. На стылый задний двор. Качели шевелились от легкого ветра. Напоминая ей о сыне. Напоминая о чем-то важном. Как его ручонка легла ей на сердце. Когда же это было? За качелями уже брезжил свет. Начинался восход солнца. Почему-то ей представилось рождественское утро. И как будто Кристофер спрашивает: «свет солнца» – это мой свет, свет сына? А свет матери бывает?

Мать Кристофера поднесла конверт к глазам и проверила на свет – так ребенок высматривает денежное вложение внутри рождественской открытки. Помнится, она даже это записала. Помнится, Джерри тогда сказал, что ради такого бреда на почтовую марку тратиться жалко, а потом поставил ей фингал в их последнем споре.

В каком еще споре? В драке, мама! Очнись!

Но она, помнится, все же положила в конверт письмо на одном листке.

А сейчас листков было два.

И тогда мать Кристофера сделала то, о чем не смела даже помыслить за все годы обманутых надежд.

Она вскрыла конверт.

И выудила оттуда свое письмо. Потом извлекла второй листок и расплакалась, увидев почерк сына. Точь-в-точь такой, как прежде. Когда сыну не давалось чтение. Когда она была ему нужна. Когда была для него героиней.

Мам. Я тебя люблю. Вскрой старые письма. В них – все, что тебе нужно знать.

Глава 125

С ключом в кармане Кристофер стоял в середине тупика и смотрел на славного человека. Такого спокойного. Такого мягкого. Терпеливого, вежливого. От устрашающего вида не осталось и следа. В глаза бросалась его ободряющая улыбка, которая открывала два ряда идеально белых, идеально ровных молочных зубов.

– От тебя только и требуется – убить шептунью, – сказал он, – и тогда, обещаю, все будет хорошо.

Кристофер окинул глазами улицу. Человек в девичьей скаутской форме лучился счастьем и невинностью.

– Я не хочу никому причинять зла, Кристофер, – продолжал славный человек. – Я хочу только вырваться на свободу. Вот и все.

Человек в девичьей скаутской форме нырнул в кусты.

– Я хочу вырваться из этой тюрьмы, чтобы вершить добрые дела. Видишь того типа в кустах? Тебе известно, что он сделал с одной маленькой девочкой?

– Положи этому конец, – заорал человек в девичьей скаутской форме.

– Это было ужасно. А теперь он вошел во вкус. Я всего лишь хочу, чтобы плохие люди больше не причиняли вреда хорошим. Вот чего я пытаюсь добиться.