Воображаемый друг

Мэри Кэтрин поднялась. Грудь заныла. Лицо раскраснелось. Она сказала себе, что ничего страшного не произошло. В конце-то концов, она трогала только сорочку. Но не грудь. И не сделала ничего плохого. Впрочем, почти сделала, но вовремя остановилась. Очень вовремя. И тем не менее Мэри Кэтрин испугалась. Нужно выйти из этой комнаты, а то, не ровен час, дофантазируешься до того, что будет тебе одна дорога – в ад. Нужно выйти на улицу. Да. Там холодно, и весь этот жар сойдет на нет.

Мэри Кэтрин подошла к шкафу и сняла сорочку. Теперь на ней остались только трусики. Сквозняк поцелуями скользил по коже. По шее пробежался ветерок. Следом за ним появились мурашки. Непонятно, почему ветру можно ее трогать, а ей самой нельзя. Но все-таки нельзя. Пусть и хочется. Снова и снова. Хочется запустить руку в трусики и…

– Прекрати, Мэри Кэтрин! – одернула она себя. – Подумать – все равно что сделать. Даже не думай!

Нужно отсюда выбраться. Прикрыть тело. Забыть, что оно у нее вообще есть. Мэри Кэтрин натянула самый толстый белый свитер, поверх – джинсовый комбинезон, а потом – самые грубые носки и ботинки. На цыпочках вышла из комнаты и, прокравшись мимо родительской спальни, спустилась по лестнице. На улице оказалось слишком холодно. К счастью, на подъездной дорожке стояла мамина машина. Мэри Кэтрин запрещалось садиться за руль после полуночи. Но просто посидеть в машине – это же не грех? Не грех.

Мэри Кэтрин забралась на водительское место.

Холод от сиденья прогрызал толстую одежду. Холод заново покрывал ее гусиной кожей и превращал соски под комбинезоном в твердые камешки. Она представила, как ей на грудь легли теплые ладони. Как произошло перемещение на заднее сиденье. Как запотели оконные стекла.

ЭТО ИСПЫТАНИЕ. ПРЕКРАТИ.

Не получалось. Мэри Кэтрин вся горела. Терпеть было невмоготу. Она вытащила телефон и набрала номер.

– Алло, – раздался сонный голос Дага.

– Даг! Ты дома? – в отчаянии спросила она.

– Конечно. Время – к трем часам ночи, – ответил он.

– Ключ под ковриком?

– Да.

– Я сейчас приеду.

– Но у меня завтра контро…

Мэри Кэтрин отсоединилась. Включила зажигание. Если родители узнают, у нее будут огромные неприятности, но она просто не знала, что еще делать. Нужно избавиться от этих мыслей. Избавиться от зуда.

Мэри Кэтрин ехала к Дагу, внимательно следя, не покажется ли олень. Припарковалась перед домом. Не успела она выйти из машины, как на крыльце появился Даг в халате и зимних ботинках. И направился к машине, хрустя подмерзшей травой.

– Какого черта, Мэри Кэтрин?

– Давай зайдем в дом.

– Ты спятила? Родители услышат. Что стряслось?

– Даг, мне нужна твоя помощь. Помолись со мной.

– О чем?

– Просто помолись. Очень прошу.

– Хорошо, – сдался он.

Мэри Кэтрин открыла дверь автомобиля. Даг, дрожа, забрался в машину. Они взялись за руки и закрыли глаза в молитве. Мэри Кэтрин хотела поговорить. Рассказать ему про зуд, про все свои нечистые мысли, но не могла. Ведь сказать – значит подумать, а подумать – все равно что сделать, а сделать – значит сбить оленя и обречь себя на адские муки.

Но у Дага были такие теплые руки.

И от него приятно пахло.

– Мэри Кэтрин, что ты делаешь? – поинтересовался он.

Мэри Кэтрин открыла глаза и поняла, что успела отодвинуть назад пассажирское сиденье, на котором сидел Даг, и освободить перед ним место для себя. Опустившись на колени, она распахнула халат Дага. Спустила трусы. Посмотрела вниз – и увидела его наготу. Впервые. По-настоящему. А не на картинке в учебнике биологии.

Вживую.

– Что ты делаешь? – тихо спросил он.

Она не ответила, потому что дар речи ее оставил. Остался только жар в теле, зуд и стыд, от которого было так ужасно хорошо. Мэри Кэтрин поднесла руку к Дагу. Стой. Это испытание. Дотронулась. Подумать – все равно что сделать. Обхватила всеми пятью зудящими пальцами. И начала движения: вверх и вниз. Раз так – можно и сделать. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Ей не верилось, что это происходит с ней. Непонятно, что на нее нашло. Но она этого хотела. Хотела, чтобы он сгреб ее в охапку, в конце-то концов. Как мужчина. Будь же мужчиной, Даг, черт побери. Он оглянулся на родительский дом. В окне зажегся свет.

– О боже, мама проснулась, – прошептал он.

Но Мэри Кэтрин не останавливалась. Она взяла Дага в рот. Тот был тверд, как алмаз. Зуд прекратился. Голоса прекратились. Она не знала, что делать дальше, и просто держала его во рту. Но, судя по всему, это не имело никакого значения. Через несколько секунд он отстранился, и нечто изверглось прямо ей на свитер.

Оба не проронили ни слова.

Мэри Кэтрин подняла глаза на Дага; на его лице читались желание и отвращение, стыд и замешательство. Это привело ее в ужас. Она осознала, что в тот момент Даг не отдавал себе отчета, кто же она такая. Не понимала этого и она сама. Даг поддернул трусы и запахнул халат.

– Мне пора, – сказал он.