Воображаемый враг: Иноверцы в средневековой иконографии

Однако нет ли в показаниях, выбитых у трентских евреев, какой-то доли правды? Этот болезненный вопрос находится в центре книги Ариэля Тоаффа «Кровавые Пасхи. Евреи Европы и ритуальные убийства», которая впервые вышла в 2007 г.[870] В ней известный историк, специалист по истории итальянского еврейства и сын бывшего главного раввина Рима, подвел читателя к мысли о том, что средневековый кровавый навет не всегда был наветом. Некоторые евреи-ашкеназы (а евреи, жившие в Тренто, были выходцами из германских земель) настолько ненавидели христианство и так сильно верили в магические свойства крови, что могли применять ее в ходе ритуальных проклятий в адрес соседей-христиан, которые веками их угнетали, изгоняли и убивали. Книга Тоаффа спровоцировала колоссальный скандал и подняла бурю негодования, которая заставила автора отозвать ее из продажи[871].

Многие читатели – от раввинов и членов еврейских общин до антисемитов разных направлений, не говоря уже об историках-медиевистах, – увидели в ней утверждение, что некоторые евреи-ашкеназы действительно совершали ритуальные убийства христианских детей, чтобы добыть их кровь. Хотя Тоафф прямо не утверждал, что трентские евреи на самом деле замучили мальчика Симона, то, как был выстроен его текст, подталкивало к такому выводу.

Историк исходил из предположения, что даже в признаниях, которые были получены инквизиторами с применением пытки или под угрозой ее применения, можно услышать не только голос судьи (и господствующей культуры), который диктует, что нужно говорить, но и голос обвиняемого. На этой гипотезе построено немало исследований по истории средневековых ересей, ведовства и народных верований, в том числе известные работы Карло Гинзбурга о «бенанданти» и мифологеме шабаша ведьм, которые Тоафф приводил как эталон метода[872]. Без материалов инквизиционных процессов многие сюжеты из истории Средних веков и раннего Нового времени было бы исследовать крайне трудно, а порой и вовсе невозможно, потому что других источников просто нет или крайне мало. Свидетельские показания и признания обвиняемых нельзя отметать как a priori недостоверные.

Соглашаясь с этим по существу, большинство историков, которые откликнулись на книгу Тоаффа, в том числе сам Гинзбург, утверждали, что он пошел по пути доверия слишком далеко. По их убеждению, он утратил критическую дистанцию по отношению к инквизиционным источникам и стал цитировать показания, которые были добыты судьями в Тренто, как объективное, достоверное и не нуждающееся ни в каком ином подтверждении описание произошедшего[873]. И это привело его к ложному и опасному выводу о том, что ритуальные убийства могли случаться. А это сразу было интерпретировано многими читателями, и особенно антисемитами, как признание того, что ритуальные убийства чуть ли не были поставлены на поток[874].

Во втором издании книги, вышедшем в 2008 г., Тоафф добавил послесловие, в котором попытался ответить критикам и четче прояснить свою позицию. По его словам, «ритуальные убийства или детоубийства принадлежат к сфере мифа». Тем не менее «нельзя исключать возможность того, что экстремистские группы или индивиды, которые были одержимы религиозной манией и ослеплены жаждой мести против тех, кого считали ответственными за горести и трагедии их народа, действительно могли совершать преступления, замаскированные под примитивные ритуалы. Однако единственным и проблематичным доказательством этой гипотезы служат признания, полученные с помощью пытки, достоверность которых еще предстоит доказать». При этом, по его убеждению, признания, сделанные – даже под пыткой – иудеями в Тренто в 1475 г., содержат заслуживающие доверия свидетельства об их ментальности, традициях и пасхальных обрядах, которые подтверждаются и собственно еврейскими текстами.

По версии Тоаффа, среди евреев-ашкеназов существовали радикальные группы, полные ненависти к господствующему христианскому большинству. Во время их пасхальных ритуалов звучали ритуализованные проклятия в адрес угнетателей. А для них мог использоваться порошок из крови, взятой у христианина. Ее растворяли в вине (чтобы она «превратилась» в кровь Эдома – так в еврейской традиции называли языческий Рим, а потом христианский мир) и, прочитав проклятия, выливали. При этом, по словам Тоаффа, «использование высушенной крови, полученной от неизвестных, но живых и здравствующих "доноров", чаще всего из семей бедняков, не свидетельствует о существовании ритуальных убийств. Связь между ними существовала только в сознании судей (не только из Тренто), стремившихся доказать кровавый навет против евреев». Кроме того, как подчеркивает Тоафф, несмотря на библейский запрет употреблять в пищу кровь животных (Лев. 17:10–12, Втор. 23–25), некоторые евреи из немецких земель – как и их соседи-христиане – могли использовать кровь (в том числе, возможно, и человеческую) в различных магических и медицинских целях[875].