Воображала

Воображала улыбается, глядя в стол, потом поднимает глаза. Вид у неё смущённый и довольный. Врач произносит торжественно:

— Ты не просто чудо. Ты — уникум!

— Угум-м… — Воображала похожа на сытую ленивую кошку, разомлевшую у батареи. Камера отступает, захватывая столик. На нём, кроме пустых креманок и чашек, тарелочка с орешками и большая стеклянная кружка тёмного пива. Врач смотрит на Воображалу с выражением почти плотоядным.

— А что ты ещё умеешь?

— Н-ну… — Воображала ведёт себя как женщина, которой отпустили малопристойный комплимент — ей и приятно вроде бы, и неловко, и страшно, что знакомые услышат, и уходить не хочется. Оглянувшись украдкой — не обращают ли на них внимания? — она сводит ладони домиком. На концах сомкнувшихся пальцев загораются огоньки. Воображала разводит руки, оставляя пальцы широко расставленными. Между ними в воздухе растягиваются светящиеся двухцветные нити. Воображала, высунув от сосредоточенного напряжения кончик языка, быстро крутит кистями, закручивая нити в спираль, вытягивая, гоняя волнами от руки к руке. На лицо её ложатся двухцветные блики, отражаются в стеклянной поверхности столика, дробятся, сливаются. Воображала растягивает маленькую самодельную радугу по краю столика, замыкает в кольцо. Теперь мерцает весь стол, и загорелые руки её кажутся почти чёрными на его фоне.

Воображала чуть склоняет голову набок, смотрит из-под спутанной чёлки, говорит жарким шёпотом:

— А вы?.. Что-нибудь… А?

Она выглядит возбуждённой, довольной и упрямой, и сейчас очень похожа на девочку, требующую показать ей неприличную картинку. Врач перестаёт улыбаться, говорит серьёзно и грустно:

— Когда я сказал, что ты — уникум, я ведь не шутил…

Шум улицы становится громче, грохочет игральный автомат в углу.

смена кадра

Грохот усиливается, сквозь него пробивается «поп-корн» — трагически, с надрывом. Изображение дрожит, сверху сыпется пыль и сухая штукатурка. Яркая вспышка, чуть позже мелодия перекрывается сильным раскатом грома.

Старческие аккуратные руки, вооружённые пушистой метёлкой, сметают со стола в совочек насыпавшийся мусор. Фрау Марта с совком и метёлкой идёт к окну, её лицо по-прежнему невозмутимо, но движения замедленны и неуверенны, как у моряка на палубе во время шторма. Пол качается, за окном вспышки молний следуют одна за другой, гром сливается в канонаду, разряды впиваются в землю совсем рядом, словно большой и злобный великан пытается исхлестать дом светящейся плёткой, но от ярости всё время промахивается. Ветер рвёт занавеску в открытом окне.

Фрау Марта аккуратно ссыпает мусор в керамическое ведёрко у стены, закрывает окно. Гром теперь звучит гораздо глуше, но зато явственнее становится шум самого дома, и шум этот тоже необычен — лязг, стук захлопывающихся дверей, дребезжание и звон стекла, скрипы, треск, глухие удары. Снова дрожь и мусор с потолка. Подпрыгивает графин на столе, ему вторят тоненьким надрывным звоном подвески люстры. Дрожь обрывается резким толчком, графин падает на пол и разлетается сотней осколков, они ярко сверкают в полумраке, отражая заоконные молнии. На некоторое время восстанавливается относительная тишина, отдалённый гром служит ей фоном.

— Что случилось? — у Конти испуганный голос. Он стоит в дверях, в грязных ботинках и плаще, с которого на ковёр ручьями течёт вода, поля у шляпы обвисли.

смена кадра

Глава 6

Фрау Марта берёт эту шляпу и плащ, аккуратно стряхивает воду и несёт в тёмную прихожую. Её голос — невозмутимо, из темноты:

— Помните того мальчика из летнего лагеря, ну, ушастенького такого? Он её ещё в кино водил. Помните?

— Н-ну? — Конти без шляпы и плаща выглядит потерянно и беззащитно, смотрит в тёмный проём двери, в котором исчезла Фрау Марта, с опаской и недоумением. Вздрагивает и отшатывается, когда подошедшая к нему со спины непонятно откуда Фрау Марта снимает с него шарф и тоже уносит в прихожую. Дёргается было следом, но опять отшатывается — Фрау Марта возникает из темноты неожиданно, белый передник и белое непроницаемое лицо. Невозмутимо проплывает к столу, на котором оставила метёлку, сметает вновь просыпавшийся мусор в совок, стоящей рядом со столом щёткой туда же сметает осколки графина. Направляется к окну и голосом ровным, словно идёт разговор о погоде, сообщает:

— Сегодня она вообразила, что он её бросил…

У Конти округляются глаза, он пытается что-то сказать, но в этот момент сильный толчок сотрясает старый дом. Что-то падает, разбивается, с потолка срывается крупный пласт штукатурки, Конти хватается за притолоку, лицо у него белое, глаза безумные. Вдыхает клубящуюся пыль, заходится кашлем. Кричит, чуть не плача:

— Но это — при чём?! Если она всего лишь вообразила… Если даже не на самом деле?!

Дрожь и грохот потихоньку стихают. Фрау Марта относит мусор к керамическому ведёрку (ведёрко почти полное). Оборачивается и смотрит на Конти с выражением максимально дозволенного неодобрения. Губы чуть поджаты, голова наклонена влево, словно у старой птицы.