Воображала

— Мне надо тут… на секундочку — говорит Врач, страдальчески морщась. — Я мигом, ты не уходи, ладно? — и выскакивает в стеклянные двери. Воображала насмешливо смотрит ему вслед, потом переводит взгляд на рассыпанные по столу фисташки. Приподнимает бровь. Откидывается на спинку кресла с довольной задумчивой улыбкой. Болтает ногой. Оттолкнувшись, прокручивается в кресле пару оборотов. Похоже, что Врач зря волновался — она польщена и заинтригована, и увести ее отсюда можно разве что под конвоем.

Врач возвращается очень быстро — вазочка не опустела и наполовину. Бегом пересекает дорожку между клумбами, взлетает на отделяющие территорию кафе ступеньки, тревожно вглядывается в полумрак под навесом. На лице — напряжение и с трудом сдерживаемый страх, губы закушены.

При виде чинно поедающей мороженое Воображалы он расслабляется и облегченно вздыхает. Садится в свое кресло, залпом выпивает остывший кофе, повторяет радостно и уверенно:

— Ты — чудо!

Воображала кивает, не отвлекаясь от сложного процесса одновременного поглощения всех компонентов десерта и кофе. Она выковыривает кончиком ложки изюминку, потом цепляет кусочек мороженого, приклеивает к нему фисташку и покрывает все это сливками. Потом ложка отправляется в рот, после чего к вазочке не возвращается, а быстро ныряет в чашку с кофе, пока мороженное не успело растаять во рту. Потом следует непродолжительное смакование, и процесс повторяется. Кажется, она способна заниматься этим целую вечность. Но Врач не торопится. Он просто смотрит на нее с многозначительной улыбкой и ждет. Вид у него довольный до непристойности.

Водя по краю опустевшей вазочки ложкой, Воображала искоса бросает на врача осторожный взгляд и, наконец, решается:

— А-а… Вы? — спрашивает она неуверенно, запинается, но все-таки упрямо продолжает: — А вы фисташки… Л-любите?..

Врач улыбается ей ободряюще и говорит, делая вид, что он не понимает, но так, чтобы было понятно, что это он просто делает вид:

— Люблю, конечно. Только с пивом, лучше темным и живым, но такого у них тоже нет…

Воображала улыбается, глядя в стол, потом поднимает глаза. Вид у нее смущенный и довольный. Врач произносит с восторженной торжественностью:

— Ты не просто чудо! Ты — УНИКУМ! Ты знаешь об этом?

— Угум-м… — отвечает Воображала, улыбаясь еще шире, хотя это и казалось уже невозможным. Теперь она похожа на сытую ленивую кошку, разомлевшую у батареи. Камера отступает, захватывая столик. На нем, кроме пустых креманок и чашек, тарелочка с орешками и большая стеклянная кружка темного пива. Врач смотрит на Воображалу с выражением почти плотоядным.

— А что ты еще умеешь?

— Н-ну… — Воображала ведет себя как женщина, которой только что отпустили комплимент малопристойного содержания — ей и приятно вроде бы, и неловко как-то, и страшновато, что знакомые услышат, и уходить не хочется. Оглянувшись украдкой — не обращают ли на них внимания другие любители мороженого? — она сводит пальцы рук домиком. На концах сомкнувшихся пальцев загораются огоньки, словно искры проскакивают. Воображала с улыбкой разводит руки, оставляя пальцы широко расставленными. Между ними в воздухе растягиваются светящиеся двухцветные нити. Воображала, высунув от сосредоточенного напряжения кончик языка, быстро крутит кистями, закручивая нити в спираль, вытягивая, гоняя волнами от руки к руке. На лицо ее ложатся двухцветные блики, отражаются в стеклянной поверхности столика, дробятся, сливаются. Воображала растягивает эту маленькую самодельную радугу по краю столика, замыкает в кольцо. Теперь мерцает весь стол, и загорелые руки ее кажутся почти черными на его фоне.

Воображала чуть склоняет голову набок, смотрит из-под спутанной челки, говорит жарким шепотом:

— А вы?.. Что-нибудь… А!?.

Она выглядит возбужденной, довольной и упрямой, и сейчас очень похожа на девочку, требующую показать ей неприличную картинку. Врач перестает улыбаться, говорит серьезно и грустно:

— Когда я сказал, что ты — особенная, я ведь не шутил…

Шум улицы становится громче, перекрывает его слова, грохочет игральный автомат в углу.

Ретроспекция 10

Грохот усиливается, изображение начинает дрожать, сверху сыпется какой-то мусор, пыль, сухая штукатурка. Яркая неоновая вспышка рвет полумрак, чуть позже грохот и лязг перекрываются сильным раскатом грома.

Старческие аккуратные руки, вооруженные пушистой метелкой, сметают со стола в аккуратный совочек насыпавшийся мусор.

Фрау Марта с совком и метелкой идет к окну, ее лицо по-прежнему невозмутимо и спокойно, но движения несколько замедленны и неуверенны, как у моряка на палубе во время шторма. За окном вспышки молний следуют одна за другой, грохот сливается в сплошную канонаду, разряды впиваются в землю совсем рядом, словно кто-то очень большой и злобный пытается исхлестать дом светящейся плеткой, но от ярости все время промахивается. Ветер рвет занавеску в открытом окне.