Вообрази меня

Мягкими волнами накатывает понимание, теории плещутся и нахлестывают друг на друга у берегов моего сознания, пока я отмокаю в нестройных мыслях.

В ужасе.

– Ты знаешь, как меня зовут, – нежно повторяет он. – Ты всегда меня знала, любовь моя. А я всегда знал тебя. И я так… так отчаянно тебя люблю…

Боль начинается с ушей.

Она накапливается, усиливается, нарастает до такой степени, что превращается в острую муку, сердце от нее буквально останавливается.

Сначала я глохну и коченею. Потом слепну, тело обмякает.

Сердце снова запускается.

Прихожу в себя и так резко и страшно вбираю воздух, что давлюсь им, кровь приливает к ушам, к глазам, течет из носа. Я чувствую ее вкус, чувствую во рту вкус собственной крови и начинаю понимать: внутри меня что-то есть. Какая-то отрава. Что-то жестокое. Что-то плохое что-то плохое что-то плохое.

А потом слышу, как кричу, но слышу так, словно нахожусь далеко отсюда.

Под коленями – холодный кафель, в костяшки пальцев впиваются бугры бетонной стяжки. Я кричу в тишину, силой воздвигая силу, электричество заряжает мне кровь. Мой разум частично разделяется, пытаясь распознать отраву, отыскать поселившегося внутри меня паразита.

Его надо убить.

Я кричу, направляя свою силу внутрь, кричу до тех пор, пока взращенная в глубине энергия взрыва не повреждает барабанные перепонки. Кричу до тех пор, пока из ушей не начинает сочиться, стекая по шее, кровь. Кричу до тех пор, пока лампочки в лаборатории не начинают хлопать и взрываться. Кричу до тех пор, пока не начинают кровить зубы, пока под ногами не расходится пол, пока не растрескивается на коленях кожа. Я кричу до тех пор, пока сидящий внутри монстр не начинает подыхать.

И лишь тогда…

Лишь когда я точно уверена, что убила эту крохотную часть себя, я падаю.

Задыхаюсь, откашливаюсь кровью, грудь ходит ходуном. Комната плывет. Вращается.

Прижимаю лоб к холодному полу и сдерживаю тошноту. А потом чувствую у себя на спине тяжесть знакомой руки. Невыносимо медленно, но мне удается поднять голову.

Перед глазами появляется, а затем исчезает золотистый блик.

Я моргаю, моргаю снова и пытаюсь встать, опершись на руки. Меня тут же ослепляет острая, обжигающая боль в запястьях. Опускаю взгляд, изучая странный, подернутый дымкой вид. Моргаю еще раз. Еще десять раз.

Наконец-то могу различать детали.

Кожа на правой руке разорвана изнутри. Кровь размазана, капает на пол. В свежей ране синим светом пульсирует стальная, круглая коробочка, края которой и раздвинули мою разорванную плоть.

Последним усилием вырываю это мигающее устройство, этот рудимент, оставшийся от жившего во мне монстра. Выскользнув из моих трясущихся пальцев, коробочка бряцает по полу.

Теперь, подняв взгляд, я вижу знакомое лицо и выдыхаю:

– Аарон.

Он падает на колени.

Обвивает руками мое кровоточащее тело, и я разваливаюсь, разваливаюсь на куски, рыдания вскрывают мне грудь. Я плачу до тех пор, пока не взрастает по спирали, доходя до пика, боль, рыдаю до тех пор, пока не начинает пульсировать голова и не опухают глаза. Рыдаю, зарывшись лицом в его шею, впившись ему в спину пальцами, нуждаясь в точке опоры. В доказательстве.

Он обнимает меня, молчаливую и притихшую, собирая мою кровь и плоть на своем теле, даже когда слезы утихают, даже когда меня начинает бить дрожь. Он обнимает меня крепко, когда меня колотит, прижимает сильно, когда заново льются слезы, держит в своих объятиях, гладит по волосам и повторяет, что все будет хорошо.

Кенджи

Мне было поручено стоять на стреме у двери снаружи, что изначально считалось хорошей идеей – я помогаю спасательной операции и все такое. Однако чем дольше я тут жду, охраняя Назиру, пока она взламывает системы, из-за которых дети главнокомандующих находятся в каком-то причудливом гиперсне, тем больше все идет не так, как задумывалось.

Все вокруг разваливается на части.

В буквальном смысле.

Искрят и трещат на потолке лампочки, стонут гигантские лестницы, лопаются огромные окна.

С криками куда-то бегут медики. Лихорадочно мигают сигналы тревоги, завывают сирены. По громкой связи механический голос сообщает о чрезвычайной ситуации, причем таким тоном, словно это самая обыденная вещь в мире.

Что творится, я не понимаю; если бы пришлось выдвигать предположение, я бы поставил на то, что все дело в Эммелине. Впрочем, я должен стоять здесь, вжиматься в дверь, чтобы меня случайно не растоптали, и ждать, когда то, что происходит, подойдет к своему логическому концу. Проблема в том, что я не в курсе, конец будет счастливый или печальный…

Для всех нас.

С тех пор как мы разделились, Уорнер не дает о себе знать, и я пытаюсь, изо всех сил пытаюсь об этом не думать. Предпочитаю сосредоточиться на положительных моментах сегодняшнего дня, например на том, что мы умудрились убить трех Верховных главнокомандующих, даже четырех, если считать Иви, а еще на том, как гениально Назира справилась со взломом, потому что без нее значительных успехов мы не достигли бы.