Вообрази меня

– Прости, любовь моя, но если все это… – Я киваю на портплед, в котором взорвался тюль, – для одного платья, боюсь, я уже знаю свой ответ.

Она прекращает тянуть ткань. И поворачивается с широко раскрытыми глазами.

– Тебе не нравится? Ты же еще не видел!

– Я видел достаточно, чтобы понять: что бы это ни было, это точно не платье. Тут какие-то слои полиэстера, сшитые случайным образом. – Я разминаю ткань меж пальцев. – А в этом магазине не найдется шелка? Может, стоит обратиться к швее?

– Здесь нет швеи.

– Но ведь это магазин одежды, – говорю я, выворачиваю наизнанку корсаж и хмурюсь при виде строчек. – Здесь точно должна быть швея. Не суперпрофи, конечно…

– Эти платья пошили на фабрике, – отвечает Элла. – В основном на станках.

Я выпрямляюсь.

– Знаешь, у большинства людей обычно нет личных портных, готовых прибежать по первому зову, – говорит она с улыбкой на губах. – Нам приходилось покупать уже готовую одежду. Сшитую заранее. Ужасного кроя.

– Да, – выдавливаю я, чувствуя себя дураком. – Конечно. Прости меня. Очень милое платье. Наверное, надо подождать, пока ты его примеришь. Я поспешил с выводом.

По какой-то причине такой ответ только усугубляет ситуацию.

Застонав, она бросает на меня взгляд человека, потерпевшего полный крах, и пытается уместиться в крохотном кресле.

У меня падает сердце.

– Оно и правда ужасно. – Опустив голову, Элла закрывает лицо руками.

В дверь снова застучали.

– Сэр? Тот джентльмен, похоже, очень сильно хочет…

– Никакой он не джентльмен, – резко отвечаю я. – Пусть подождет.

Секундное колебание, а потом следует тихий ответ:

– Конечно, сэр.

– Аарон.

Мне не нужно смотреть ей в глаза, я и так понимаю, что моя грубость ей не понравилась. Владельцы центра специально закрыли весь магазин и были к нам невыносимо добры. Я веду себя ужасно, знаю. Однако ничего не могу с этим поделать.

– Аарон.

– Сегодня день нашей свадьбы. – Я не в силах поднять взгляд. – Кенджи испортил нам праздник. Испортил нам свадьбу.

Элла вподнимается. Чувствую, ее отчаяние тает. Изменяется. Ерзает, натыкаясь на уныние, счастье, надежду, страх и наконец…

Смирение.

Одно из самых неподобающих чувств в радостный, как предполагается, день. Смирение хуже отчаяния. Намного хуже.

Мой гнев крепнет.

– Ничего он не испортил, – в конце концов возражает она. – У нас еще все получится.

– Ты права. – Я заключаю ее в объятия. – Конечно, ты права. Мелочи не имеют значения.

– Но это же моя свадьба, – напоминает она. – А надеть мне нечего.

– Точно. – Я целую ее в макушку. – Я его прибью.

Внезапно кто-то начинает барабанить в дверь. Напрягаюсь, потом разворачиваюсь кругом.

– Эй, ребята? – Снова стук. – Знаю, вы на меня сильно злитесь, но, клянусь, у меня хорошие новости. Я все улажу. Я хочу загладить свою вину.

У меня почти слетает с языка язвительный ответ, однако Элла тянет меня за руку, одним движением заставляя промолчать. Она смотрит на меня, и в ее глазах читается:

Дай ему шанс.

В теле поселяется гнев, плечи проседают под его тяжестью. Неохотно отхожу в сторону; пусть сама разбирается с этим идиотом так, как ей угодно.

В конце концов, это ее свадьба.

Элла подходит к двери, выкрашенной кипенно-белой краской. Тыкает в нее указательным пальцем и говорит:

– Надеюсь, это что-то важное, Кенджи, иначе Уорнер тебя прикончит. А я помогу.

И тут ни с того ни с сего…

Я снова улыбаюсь.

Глава 2

Мы возвращаемся в Прибежище в черном бронированном внедорожнике с высокой проходимостью, однако и авто, и его тонированные стекла лишь привлекают внимание, что не может не беспокоить. С другой стороны, как любит замечать Касл, иное решение я предложить не могу, поэтому ситуация тупиковая.

Стараюсь скрывать свою реакцию, когда мы едем через лесистую местность рядом с Прибежищем, однако не могу не морщиться, не зажиматься, готовясь к бою. Оздоровление пало, теперь повстанческие группировки выходят из тени, чтобы примкнуть к этому миру…

Но не к нам.

На прошлой неделе мы расчистили грязное месиво для проезда внедорожника, чтобы подобраться как можно ближе к нашему скрытому входу. Толпа обступила нас так плотно, что мы плетемся как черепахи. Хотя по большей части люди здесь с добрыми намерениями, они кричат и стучат по машине с пылом враждебно настроенной толпы. И каждый раз, наблюдая сей цирк, я с трудом держу себя в руках. Тихо сижу на месте, игнорируя порыв вытащить пистолет из кобуры под пиджаком.

Я знаю, Элла в состоянии себя защитить – она доказывала это более тысячи раз, – и все-таки волнуюсь. Она стала притчей во языцех, что пугает. До определенной степени мы все стали известны. Однако Джульетта Феррарс – а ее знают под этим именем – не может ни выйти, ни сделать что-то, не привлекая внимания толпы.

Говорят, это народная любовь.