ВООРУЖЕН И ОЧЕНЬ УДАЧЛИВ

Тысячи холодных белых искр взметнулись к своду и тяжелым облаком обрушились на дорогу, выворачивая наизнанку каменный настил. Адама вместе с плащом подбросило вверх и протащило по воздуху, словно сказочного героя, путешествующего на ковре-самолете. Гортанно вопя, хакни рванулись вперед, не видя ничего, кроме густой каменной пыли и застревая копытами в образовавшихся ямах. Оглушенные гноменты что-то кричали, но шум от падающих камней заглушал крики.

Просунувшись сквозь образовавшийся в результате взрыва проем в тоннеле, Адам некоторое время катился по склону, пока не сумел зацепиться за колючий куст.

Его правая рука по-прежнему была украшена браслетом наручника, на конце цепочки болталось содранное с хакни седло. В воздухе еще витала каменная пыль, попадая на глаза и щекоча ноздри.

Действенное оказалось средство, даже слишком. Жаль, что приличного отрезка дороги больше не существует.

«Прости, хозяин. Клянусь самым дорогим, что имею – собственным телом, – это была не агрессия, а самозащита…»

Небо над Пеленкаути. Капсула бригады Пятого

Коротенький визит в зеркальную деревню в действительности отнял у нас более двух суток – на этом настаивали приборы капсулы, и у меня не было оснований им не верить. Вот вам и «обманный маневр». Кто кого обманул? Не выбрался ли зверь из лабиринта раньше нас?

Когда все идет наперекосяк, локальный скандал в коллективе гарантирован.

Уже на пути к Пеленкаути чертовке вдруг пришло в голову срочно перекусить, она ушла в багажный отсек и там обнаружила страшное зрелище: девственная чистота, сладко дремлющий Третий – и никаких продуктов. В углу сиротливо жались друг к другу голодные мусорные карлы, растеряно поводя пустыми хоботками. Разбуженный толстяк некоторое время не мог сообразить спросонья, чего от него хотят, но наша красавица применила любимый прием (комплекс освежительных пенделей с последующим отрыванием ушей), и он быстренько пришел в себя.

– А-а-ай! Ты что?!

– Да так! – рявкнула чертовка, угрожающе сводя выщипанные брови к переносице.– Пришла червячка заморить! Где наши продукты?

– Так… все строго по заданию! – отрапортовал Третий, потирая красные уши и ежась под сверлящим взглядом черных глаз.– Использованы! Превращены в упаковки с дальнейшим разбрасыванием в виде мусора по дороге к зеркальному лабиринту! Чтобы химера не отстала!

– Превращены в упаковки? – изумилась Вторая.– Это что за фокусы такие охренительные, а? Третий, не шути со мной, это чревато! Отвечай, зараза, куда дел еду, иначе я вместо червячка тебя самого заморю!

Спрашивается, зачем так орать? Лично мне, как другу детства, отрочества и затянувшейся юности Третьего, было уже понятно без всяких слов, в чем секрет волшебного исчезновения продуктов.

Да, сначала он действительно бросал на дорогу мусор из багажного отсека. А через некоторое время мусор кончился, и перед Третьим встала непростая дилемма: прекратить оставлять след для аш-шуара или раздобыть где-то новый мусор. А как получить пустые упаковки от съеденных продуктов? Правильно.

Короче, сожрал все, пожертвовав собой во имя общей цели.

Именно это я и объяснил Второй, когда она немного успокоилась и перестала пинать толстяка. И хотя стычка слегка разрядила напряженную обстановку, было потеряно несколько драгоценных секунд, в результате чего мы все-таки опоздали.

Опоздали обидно, позорно, буквально на миг.

Прямо на наших глазах замок и прижимающаяся к нему ферма вздрогнули всеми своими балками, стенами и перекрытиями, издали почти человеческие всхлипы (это вспучивалась дранка) и запылали таким ярким красным пламенем, какого в жизни просто не бывает.

Из всех отверстий брызнули люди. Как водится при пожаре, каждый прижимал к сердцу то, что считал самым ценным для себя. Как водится при массовом психозе, состояние аффекта сместило шкалу ценностей в непредсказуемую сторону, и некоторые на полном серьезе выносили из огня корзинку с вышиванием, метлу, вставную челюсть или горшок с кашей.

Обычно я достаточно спокойно отношусь к пожарам, но в данном случае были затронуты наши кровные интересы, и я ощутил горькую обиду и безысходное опустошение. Надежда не стала ждать, пока остальные чувства соизволят умереть, и первой покончила жизнь самоубийством.

Отпросившаяся на разведку Вторая вернулась уже через несколько секунд, и лицо ее не выражало ничего хорошего.

– Крепись, Пятый, – прошептала она.– Ты же старший бригады! Сейчас этот костер догорит, и мы как следует пороемся на пепелище! Время есть, зверь не скоро выберется из зеркального лабиринта! Надо верить!

– Во что? Ты сама видишь, что здесь творится. Если в доме и были записи старика архимага, то от них останется в лучшем случае пятно копоти… С «химериаш» можно проститься…

Чертовка нахмурила брови и неодобрительно огляделась.

– М-да… – вынуждена была признать она.– Чувствую, не носить нам новые меховые стельки. Горит хорошо…